ФОРМЫ МИАЗОВ У ЧЕЛОВЕКА

Миазы классифицируют в зависимости от характера образа жизни личинок мух и от локализации их в теле человека.

По первому признаку различают три группы (I—III).

Группа I. Миазы, причиняемые мухами, личинки которых являются облигатными паразитами, живущими исключительно за счет тканей живого организма — специфический, паразитарный миаз.

Эти виды мух распределяются в три подгруппы (Patton).

Подгруппа 1-я. Виды мух, самки которых откладывают яйца или личинки в места, где животные обычно лежат, особенно же если почва загрязнена экскрементами. Вылупляющаяся из яйца личинка имеет шансы войти в контакт с неповрежденной кожей человека или животного. Примеры: Cordylobia anthropophaga тропической Африки, Dermatobia hominis тропической Америки откладывает яйца на тело, напр. комаров,

Рис. 609.—Личинка Gastrophilus І стадии из кожи человека. (По Е. Павловскому и А. Штейну).

Рао. 610.—Разрез кожи человека с ходами личинки Gastrophilus (А, В). (По Е. Павловскому и А. Штейну).

1 — роговой слой; 2 — зернистый слой; з — мальпигиев слой.

Рис. 611.—Ход личинки Gastrophilus в коже стопы, (По Кадлецу и Кубареву).

мух, которые садятся пить кровь человека или животных (табл. XXXVI). При этом личинки выходят из яиц и попадают на кожу хозяина. Для мух этой подгруппы характерно, что их личинки поодиночке проникают через неповрежденную кожу хозяина.

Подгруппа 2-я. Яйцекладущие или личинкородящие мухи, личинки которых не могут проникать через неповрежденную кожу хо-

Рис. 612.—Ходы личинок Gastrophilus в коже лица, (По Кадлецу и Кубареву).

зяина.

Подгруппа 3-ья. Мухи, самки которых откладывают яйца или отрождают личинки в определенные места тела хозяина; вследствие этого личинки проникают в ткани или в органы хозяина, в которых только и достигают полного развития. Примеры: кожный овод (Hypo- derma бот), желудочный овод (Gastrophilus intestinalis).

ГруппаТІ. Мухи, дающие полу специфический ложнопаразитарный миаз. Самки нормально откладывают яйца или личинки в разлагающиеся животные и органические вещества (облигатные некробии); однако они могут пристраивать потомство или на неповрежденную кожу, слизистые оболочки, пораженные покровы или в раны (факультативные саркобии), пример — Chrysotnyia macellaria Нового Света.

Группа III. Мухи, дающие случайный, ложнопаразитарный миаз. Самки нормально откладывают яйца или личинки в экскременты или в растительные и органические вещества (облигатные копробии, они же факультативные некробии); мухи могут пристроить -свое потомство случайно и на пищу человека, с которой иногда попадают в пищеварительный тракт человека, пример — Fannia canicularis.

Нетрудно видеть, что эти три категории мух, группируемые по характеру причиняемых ими миазов, представляют последовательные градации от истинного паразитизма к паразитизму ложному :І — облигатные саркобии (истинные паразиты) —► II — факультативные с аркобии, они же облигатные некробии (ложные пара-

Самка Dermatobia hominis откладывает яйца на кровососущую чуху Neivamyia lutzi. (По Ніпіо.)

Внизу — задние концы брюшка, более крупные.

виты) — III — факультативные некробии, они же облигатные копробии (ложные паразиты).

Группа II является переходной от истинных паразитов, личинки которых питаются только за счет тканей живого организма, к ложным паразитам, личинки которых являются сапрофагами или копрофагами.

В отношении мест обитания личинки мух при явлениях миаза различают:

а) м и а з тканевой — с поражением покровов тела и глубже лежащих тканей;

б) м и а з ы полостные — с нахождением личинок мух в полост ных органах, сообщающихся с внешней средой;

в) миазы смешанные — когда личинки, находящиеся в полостях, одновременно поражают ткани стенок этих полостей.

Классификация форм миазов дается на стр.

Источником многих экзогенных болезней человека служит внешняя среда и, в частности, ее биологические факторы, которыми являются, в первую очередь, возбудители болезней и их специфические переносчики в лице, преимущественно, насекомых и клещей.

Болезни, возбудители которых на данном этапе их эволюции передаются через посредство переносчиков, относятся к группе трансмиссивных заболеваний; возбудители их—весьма разнообразной природы: ультравирусы, риккетсии, бактерии, спирохеты, грибки и различные простейшие.

Работами последних 10—15 лет, проводившимися преимущественно ВИЭМ, институтами и филиалами Академии Наук СССР, Военно-медицинской Академии в комбинации между собою и с другими институтами, с широким применением экспедиционного и позднее комплексного метода, было установлено, что многим трансмиссивным болезням свойственна природная очаговость.

Этому понятию мы дали следующее определение; природная очаговость трансмиссивных болезней — это явление, когда возбудитель, специфический его переносчик и животные — резервуары возбудителя в течение смены своих поколений неограниченно долгое время существуют в природных условиях вне зависимости от человека, как по ходу своей уже прошедшей эволюции, так и в настоящий ее период.

Природная очаговость, как показали советские исследования, свойственна многим болезням; из вирусных болезней — клещевому японскому энцефалиту и, вероятно, лихорадке папатачи; из риккетциозов — различным клещевым сыпнотифозным лихорадкам; из спирохетозов — различным формам клещевого возвратного тифа; из бактериозов —туляремии, чуме и, вероятно, бруцеллезу; из протозойных болезней —пендинской язве и, вероятно, кала-азар. Несомненно, что и среди гельминтозов имеются формы с природной очаговостью (дифиллоботриоз, описторхоз и др.).

Применяя наш метод эколого-паразитологического анализа к данным зарубежной науки, не приходится сомневаться в том, что феноменом природной очаговости обладают также такие тропические болезни, как желтая лихорадка, болезнь Чагаса, лесной кожный лейшманиоз в Бразилии, кала-азар, сонная болезнь и др.

Для биотических компонентов природного очага болезни характерно то, что основная триада очага — возбудитель, переносчик и животные- доноры (реципиенты возбудителя) — являются сочленами биоценоза определенных биотопов, известного географического ландшафта страны.

Природные очаги территориально связаны с норами грызунов и других мелких и средних по величине животных, с логовами млекопитающих, пещерами, гротами в предгорьях, в нижнем и среднем поясе южных гор, в зонах полупустынь и пустынь, степей и др.В зависимости от характера мест нахождения переносчиков в природных стациях, природные очаги трансмиссивных болезней могут принимать диффузный характер; так, в лесной, степной и лесостепной зонах иксо- довые клещи откладывают яйца под подстилкой, под корнями, в углублениях и трещинах почвы и тому подобных местах.

Однако и в зоне диффузного распространения природных очагов различные участки ее представляют неодинаковую опасность в отношении возможности инфицирования; например в тайге широколиственных пород на Дальнем Востоке клещи-переносчики клещевого энцефалита концентрируются по тропам, прокладываемым людьми или зверями; в стороне же от тропы, в гуще тайги количество клещей резко падает уже на расстоянии метра; да и по самой тропе встречаемость клещей далеко не равномерная, что зависит от характера микростаций, от пределов расползае- мости клещей, от мест вы луплення их из яиц и от ряда других причин.

Существование природных очагов обеспечивается тем, что возбудитель циркулирует в очаге из организма в организм благодаря осуществлению биоценотических связей преимущественно пищевого характера и, в частности, кровососания по схеме: животное-донор возбудителя—переносчик — животное-реципиент возбудителя, становящееся донором для не- инфицированных переносчиков, и т. д.

Природный очаг в полном комплекте его составляющих условий называется «валентным». Когда появляется человек в зоне такого валентного природного очага, то переносчик может нападать на него, как на новый источник питания; если переносчик заражен инфицирующим возбудителем, если человек восприимчив к инфекции, а факторы внешней среды не препятствуют ее передаче, то человек заболевает соответственной болезнью.

Последнее условие, касающееся роли факторов внешней среды, затрагивает обширную область экологии в ее непосредственной связи с паразитологией. Соответственные зависимости исключительно многообразны: в конечном счете факторы внешней среды являются часто осуществляющими развитие заболевания организма, получившего возбудителя рассматриваемой болезни; это бывает именно в тех случаях, когда внешняя среда во всей совокупности своих действующих факторов непосредственно не затрагивает какого-либо звена в цепи — источник возбудителя, переносчик и организм-реципиент возбудителя.

Весьма характерно то, что переносчик почерпает в природном очаге возбудителя от дикого животного и передает его человеку. Следовательно, болезни подобного характера являются зоонозами, которыми человек может заболевать в безлюдной местности.

Прямая и косвенная, бессознательная и сознательная деятельность человека в отношении природных очагов болезней ведет в одних случаях к их затуханию, в других —к передвижению очагов в зоны жилья и служб.

Подобные явления мы называем «иррадиацией старого природного очага в новые точки». Она приводит к увеличению числа элементарных очагов вторичного происхождения в тех же природных условиях или в новой обстановке.

Таким образом, даже хорошо очерченный пространственно элементарный очаг имеет диффузные в отношении своей территориальной ограниченности пределы эпизоотологического и эпидемиологического влияния.

Благодаря этому, в практике следует считать эпидемиологически опасной всю, занятую элементарными очагами зону рассматриваемого географического ландшафта.

Понятие «природные очаги» подлежит раздроблению. В общей форме можно, например, зоной очагов пендинской язвы считать полупустыню по берегам р. Мургаба (Туркмения); но элементарным очагом пендинки (в ее мокрой фэрмэ) должна считаться нора песчанки или тонкопалого суслика, в которой обеспечена циркуляция возбудителя пендинки от животного-хозяина норы к выплажявающимся здесь же москитам. В рассматриваемом аспекте элементарный природный очаг имеет определенные очертания геоморфологического характера.

Однако сфера эпизоотологического влияния элементарного очага может распространяться далеко за пределы занимаемого им участка. Это обстоятельство зависит от активной подвижности как хозяев норы, так и от выплаживающихея в ней переносчиков.

На примере природной очаговости пендинки (Латышев и Крюкова) видим, что песчанки могут забегать в чужие или в опустевшие норы, где, в зависимости от срока своего пребывания, могут подвергаться нападению москитов.

Если такому нападению здоровых москитов подвергается песчанка, больная кожным лейшманиозом, то она может заразить лейшманиями москитов, и нора — обиталище последних — становится отпочковавшимся новым элементарным очагом пендинки.

При обратных отношениях — здоровая песчанка, забежавшая в нору, где обитают инфицированные москиты, заражается от них лейшманиями и приносят их в свою нору в качестве нового сочлена ее биоценоза.

С другой стороны, и москиты-переносчики пендинки вылетают из нор и, как показали полевые эксперименты Н.

На пути лёта москиты могут осесть в неинфицированные норы и передать их хозяевам возбудителя пендинки.

Фактор времени в смысле продолжительности пребывания человека в зоне влияния природного очага определяется большим диапазоном колебаний. Известны достоверные случаи, когда человек, совершивший единственный выезд в тайгу за дровами, заражался клещевым энцефалитом, заболевал и умирал или когда впервые приехавшая в таежную зону женщина подвергалась такой же участи, после того как прошла пешком несколько километров. Бывают случаи заболевания клещевым энцефалитом после охоты или прогулок в лесу в ареале клеща-переносчика — Ixodes per sulcal us,

G другой стороны, можно годами жить бок-о-бок с природными очагами, например клещевого возвратного тифа, и заболевать этой болезнью лишь при непосредственном проникновении в самое сердце первичного очага, например при посещении иди при вынужденных ночевках в пещерах, заселенных клещом-переносчиком клещевого возвратного тифа — Отпі- thodorus papillipes. Примером могут служить г. Ашхабад и его ближайшие окрестности, где клещевой возвратный тиф как первичная местная болезнь не отмечается; но в одной из окрестных балок имеется пещера- ниша, при ночевке в которой люди заразились клещевым возвратным тифом (Павловский). Дело зависит от «домоседства» клещей-переносчиков, не склонных покидать свое обиталище даже в условиях долгого голодания. В таких случаях «зона инфицирующего действия» элементарного очага весьма узко ограничивается территориальной точкой самого очага. Более того, для заражения человека в зависимости от габарита входа в очаг и его емкости иногда требуется особо активный со стороны человека контакт с первичным очагом; примером могут служить заболевания клещевым возвратным тифом при работах по добыванию клещей-переносчиков из нор их хозяев, напр. дикообразов (выгребание субстрата норы для отсеивания находящихся в них клещей, раскопки нор с той же целью и др.), в гротах и в пещерах или из нор, в которые человек может просунуть только руку.

Заражение человека болезнью из первичного валентного очага может являться функцией от причин троякого порядка.

1) Одни причины зависят от переносчиков, когда таковые покидают свое обиталище, которым является первичный очаг. По ходу своего передвижения переносчики могут нападать на встречных людей как на новый обильный источник питания, сосать их кровь и передавать при этом возбудителя распространяемой ими трансмиссивной болезни. К рассмотренному уже примеру вылета зараженных лейшманиями москитов из нор песчанок можно добавить другой пример, когда блохи в южной степи ночью выходят из нор сусликов и прыгают по поверхности почвы (Тинкер). Когда выбирается наружу «зачумленная» блоха и когда она находит спящего на земле человека, то, нападая на него, она может передать ему возбудителя чумы; этим весьма редким сцеплением обстоятельств, очевидно, и объясняются спорадические случаи заболевания чумой при ночевках во время передвижения людей по зоне степного ландшафта при отсутствии какого-либо контакта с зачумленными грызунами или с их трупами в местностях, которые потенциально опасны по чуме.

2) Другие причины связаны с животными-резервуарами возбудителя, когда эти животные находятся в потенции донорства инфекции или инвазии. Роль их по сравнению с переносчиками является пассивной, ибо человек может заразиться или от соприкосновения с их трупами (чума) или при снятии шкурок с убитых на охоте или промысле животных, больных чумою или туляремией и весьма вероятно клещевым спирохетозом грызунов, возбудителем которого является спирохета Латышева (Туркмения, Фергана, —Софиев).

Все рассмотренные причины относятся к категории факторов биотического характера, зависящих в возникновении и в сохранении своей валентности от закономерностей естественного порядка.

3) Третьи причины заражения человека болезнью из ее природного очага связаны непосредственно с ним самим, с его поведением по отношению к первичному очагу, — первую роль играет проникновение его в сферу эпидемического влияния очага, например: дислокация войск или сосредоточение рабочих в лесной зоне, опасной по клещевому энцефалиту; разбивка лагеря и проведение учений в степной зоне, неблагополучной в отношении клещевого сыпного тифа; организация колхозов из состава пришлого неимунного населения в зоне хозяйственно освояемой полупустыни с природными очагами пендинской язвы; аналогичны отношения там же для переменного состава пограничных застав и т. п.

Оседание человека в необжитой ранее местности может в короткий срок привести к изобильному скоплению вокруг него переносчиков; например, в совхозе всего лишь десятимесячного возраста в районе Тахта- базара (Туркмения) уже наблюдалось накопление москитов дикой природы в землянках и различных надворных постройках; размещение на летовку ранее необитаемых птичьих домиков Вагирского птицесовхоза, в впервые хозяйственно используемых долинах мелких горных реченок, привело в уже двухмесячный срок к весьма изобильному скоплению МО- -скитов; за один день здесь можно было вылавливать на липкие листы развешенной бумаги по нескольку тысяч экземпляров москитов. Сходное отмечалось во вновь возникавших рудниках и на краткосрочных стоянках геолого-разведочных партий в Кара-калинском районе той же Туркмении (Петрищева, 1935).

Двигательной силой во всех таких случаях являются обстоятельства социального порядка, приводящие человека к влиянию факторов биотического характера, складывающихся и движимых законами природы.

Другой формой поведения человека по отношению к природному очагу является непосредственное соприкосновение человека в нем с живот- ными-донорами возбудителя, что уже было разобрано ранее.

Все обстоятельства, связанные в какой-либо мере с прямой и косвенной, бессознательной и сознательной деятельностью и поведением человека, способствующие в своей совокупности заражению его в природном валентном очаге трансмиссивной болезнью, следует относить к факторам антропургического характера.

Выход спонтанно зараженных переносчиков и животных-резервуаров возбудителя из элементарных природных очагов и инфицирование ими человека в одних случаях является действием «одномоментного» характера, хотя заболеваемость людей может в известных условиях принимать массовый характер.

В других случаях тот же выход переносчиков и животных-доноров инфекции ведет к оседанию их в новой для них точке и в новой обстановке. Дальнейшие события могут развертываться в двух направлениях.

1) Активным двигателем инфекции оказывается спонтанно зараженный переносчик —векторный фактор. Если он встречает человека, оседающего или уже осевшего на жительство в подходящей для переносчика воне и если в силу действия факторов антропургического характера имеются налицо условия, благоприятствующие жизни переносчика в новой обстановке, то он остается и укореняется в новом для него месте. Другими словами, переносчик переселяется в стации, созданные‘хозяйственной деятельностью человека. Развитие нового очага трансмиссивной болезни уже на территории деятельности человека осуществляется в тех случаях, когда переносчик находит не только благоприятные условия для своего существования и для размножения, но встречает также организмы, могущие стать реципиентами и затем донорами инфекции (инвазии).

Таким образом, в качестве новых звеньев алиментарных связей переносчика становятся человек и животное, являющиеся домовыми обитателями. В конечном счете создается новый очаг трансмиссивной болезни в новых антропургических условиях. Таков путь возникновения очагов пендинской язвы в городах и в старых селениях, благодаря миграции москитов-переносчиков.

2) Активным агентом, обеспечивающим возможность иррадиации природного очага в обстановку, созидаемую человеком, может быть животное-резервуар возбудителя, если оно находится в состоянии болезни или паразитоносительства. Переходя из природных биотопов в службы или в жилье человека, мышевидные грызуны и даже песчанки могут становиться «домовыми обитателями». Такому превращению способствует сооружение примитивного по конструкции и по строительному материалу жилья и служб непосредственно на территории природного очага или в ближайшем соседстве с ним.

Примером подобного рода может служить сооружение лёссовых кибиток, помещений для скота, возведение дувалов, устройство кладовок в форме пещер, вырытие сюмов (род пещер) и т. д.

Переселившиеся в непосредственное соседство человека животные- резервуары вируса, в частности крысы, могут занести на себе переносчиков клещевого возвратного тифа, которые не успели окончить кровососа- ния и уйти от своего хозяина в прежней точке его обитания. Переносчики отпадают с хозяина в новом месте, где условия жизни могут оказаться для них пригодными. Источником питания переносчиков, появившихся на территории жилья и служб, являются переселившиеся из разных мест грызуны, домашние животные и, наконец, сам человек.

При кровососании спонтанно зараженные переносчики передают возбудителя заболевания всем своим хозяевам. Дальнейшая судьба возбудителей различна.

Одни организмы являются «тупиками» на пути его циркуляции, эта бывает в тех случаях, когда организм животного в силу своих видовых качеств или особенностей индивидуального состояния оказывается непригодной средой обитания возбудителя. Последний некоторое время переживает в таком организме и в конце-концов, иногда через очень короткий срок в нем гибнет.

В таких случаях организм-реципиент возбудителя не может становиться его донором, и попавший в него штамм возбудителя в нем гибнет. Такова судьба спирохет клещевого возвратного тифа, попадающих в кровь кур при сосании их спонтанно зараженным клещом-переносчиком — Ornithodorus papillipes (Павловский и Ческис).

В других случаях организм реципиента, получившего порцию спирохет клещевого рекурренса от клещей-переносчиков, становится бессимптомным или латентным носителем возбудителя. Еще неизвестно, может ли латентный носитель спирохет заражать стерильных клещей при питье ими его крови.

В экспериментальных же условиях латентная инфекция обнаруживается при прививке крови латентного носителя здоровому животному (опыты на морских свинках, являющихся реактивными диагностическими животными для выявления штаммов спирохет, передаваемых клещами О. papillipes).

В третьих случаях организм реципиента получает от клещей открытый спирохетоз, который проявляется в форме явного паразитоносительства или же ведет к заболеванию реципиента.

В таком своем состоянии реципиент может становиться донором возбудителя для нападающих на него стерильных переносчиков. Установившиеся в новом месте и в новых условиях биоценотические алиментарные связи переносчика закрепляют дальнейшее существование вновь возникшего очага трансмиссивной болезни и в непосредственной близости человека; через посредство валентных переносчиков он может получать возбудителя болезни и заболевать ею в порядке развития внутридомовой инфекции, являющейся более или менее отдаленным ответвлением ее природного очага.

Кроме человека, реципиентами возбудителя становятся все животные — обитатели жилья и служб, кормящие своею кровью переносчиков. В отношении клещевого рекурренса в рассматриваемых условиях его спирохеты попадают в кровь мышей, крыс, хомяков, песчанок, летучих мышей, собак, и у этих животных может развиваться явственный спирохетоз, благодаря чему они впоследствии становятся донорами-возбудителя.

У поросят наблюдается латентная инфекция, а такие животные, как домашняя птица, вовсе нечувствительны к заражению спирохетами клещевого рекурренса.

При таких условиях создаются многосложные перекрестные алиментарные связи, обеспечивающие поддержание дальнейшего существования новоявленного очага трансмиссивной болезни. Однако при видовом обилии реципиентов возбудителя не все они играют одинаковую роль в поддержании последующей циркуляции возбудителя; для клещевого возвратного тифа в горном Таджикистане наиболее важное значение, пови- димому, имеет спирохетоносительство туркестанских крыс (Rattus tur- kestanicus: Сталинабад, — Латышев; Хорог, — Змеев).

Человек, домовые обитатели и домашние животные в состоянии явственного спирохетоза могут подвергаться нападению различных кровососов, помимо клещей-переносчиков, а именно: вшей, клопов, блох, комаров, мошек,москитов, мокрецов,слепней, мух-жигалок и др. Нов них, поскольку ото установлено экспериментальными исследованиями, возбудитель лишь переживает более или менее короткий или, наоборот, долгий срок без того, чтобы такие кровососы могли практически стать переносчиками клещевого возвратного тифа. Поэтому-то клещ О. lahorensis, постельные клопы, вши, комары и другие кровососы не могут сделаться переносчиками клещевого спирохетоза, являясь, в свою очередь, тупиками на пути циркуляции возбудителя этой болезни.

Все сказанное в аналогичном аспекте действительно и для других трансмиссивных болезней с природной очаговостью (лейшманиозы, лихорадка папатачи, другие вирусные заболевания).

В процессе развертывания взаимного влияния человека на природу и природы на человека проявляются ранее скрытые для него природные очаги трансмиссивных болезней и создаются новые очаги уже в непосредственной близости человека или же в недрах его хозяйственной территории.

В связи с этим необходимо рассмотреть градации таких связей и определить дробность понятия «очаг трансмиссивной болезни» применительно к локализации его в отношении человека.

Нетрудно заметить, что трансмиссивные болезни с природной очаговостью являются эндемичными, если не по отношению к какому-либо географическому району, то применительно к тому или другому географическому ландшафту.

Представления наши в этом смысле слова пока ограничены и в зависимости от темпов новых исследований могут в короткий срок существенно видоизменяться. Характерный пример дает эволюция взглядов на эндемичность клещевого энцефалита. Пока основные работы были сосредоточены на Дальнем Востоке, эта болезнь считалась чем-то особо свойственным этой окраине нашей страны; но в весьма короткий срок было показано наличие ее в Сибири, на Урале, в Карелии, в Ленинградской области, в Белоруссии и в других местах. При всем разнообразии этих мест характерно для них одно общее, а именно: связь диффузных природных очагов клещевого энцефалита с таежным (лесным) ландшафтом и, следовательно, с географическим распространением важнейшего переносчика — клеща Ixodes persulcatus.

Применительно к культурным условиям понятие «очаг эндемичной болезни» в зависимости от ее характера может дробиться до весьма мелких категорий. Так, например, в отношении клещевого возвратного тифа эндемичной является Средняя Азия. Однако распространение этой болезни и ее переносчиков далеко не сплошное. По течению р. Сурхан- дарьи и в районе г. Термеза нет клещей О. papillipes, — нет и клещевого рекуррекса.

Зато эндемичен район Куляба, и сам город с первых же лет укрепления советской медицины на далеком юго-востоке пашей страны законно стал считаться очагом клещевого рекурренса. Ближайшее его изучение показало, что эта болезнь присуща некоторым кварталам города, а в самих кварталах — некоторым домам. Представление об очаге клещевого рекурренса в дальнейшем конкретизировалось до понятия «усадьбы»; более того, как показали наблюдения врачей, в самом жилье или в службах очагом может являться лишь одна единственная комната при эпидемическом благополучии смежных с ней помещений в той же квартире. Наши поиски в Кулябе привели к еще большему уточнению представления об очаге эндемичной болезни в ее городских условиях. В слегка модернизированных на европейский лад комнатах местного жилья в 1932 г. мы обнаружили норы крыс, обитаемые клещами О. papillipes, спонтанно зараженными спирохетами клещевого рекурренса.

Клещи этого вида, как то можно судить по нашим представлениям, не склонны к активной миграции; зато они обладают весьма чувствительным обонянием, на чем основано обнаружение клещей в тех емких биотопах, где глазом их найти не удается. В таких местах (пещеры, логова, гроты с узким навесом и др.) на землю расстилается простыня, на которую ложится человек. Время от времени с фонарем осматривают простыню и снимают с нее клещей, стремящихся к учуянной им добыче. В окрестностях кишлака Джулангара близ г. Ура-тюбе П. Петрищевой лично удалось таким способом собрать в полуоткрытой пещере (норе дикобраза) за три-четыре сеанса до 4000 О. papillipes.

Отсюда можно сделать заключение, что клещи из нор жилья в состоянии выходить в комнату и нападать на человека; кроме того, их могут выносить наружу и терять с себя крысы — хозяева рассматриваемых нор.

Таким образом, элементарным очагом клещевого рекурренса в условиях жилья или служб является нора домового грызуна, обитаемая клещами-переносчиками. В такой норе может полностью обеспечиваться циркуляция спирохет-возбудителей от крыс-доноров к клещам-перенос- іикам и от этих последних к грызунам-реципиентам. Налицо — существование элементарного очага болезни в жилье человека, но на той же основе, іто и в природных условиях.

Наличие людей в жилье не проходит бесследно: на них нападают клещи, получившие спирохет клещевого рекурренса от крыс, и передают этих возбудителей восприимчивому человеку.

В дальнейшем и сам больной клещевым возвратным тифом может мгать донором спирохет для незараженных клещей-переносичков, если они будут пить его кровь.

Такое положение совершенно реально осуществимо: клещей О. papillipes находили на стенах палаты, в которой лежали больные (в несуществующей ныне старой больнице в Кулябе), и даже в самой кровати больного (на Западном Памире в Хороге).

Элементарный очаг клещевого рекурренса может разрастаться от одиночной крысиной норы в комнате до размеров всего помещения в целом. Клещи легко поселяются в узких трещинах стен, в углублениях, где были вбиты гвозди, под пластами грубой штукатурки, в хворосте примитивно устроенного потолка, под спекшимися пластами сухого глинобитного пола, в кормушках для животных и т. д. Кроме того, они подолгу могут сидеть открыто на стенах затененного помещения, как то мы неоднократно наблюдали в Иране.

В таких условиях комната или помещение является элементарным очагом в целом; даже кратковременное пребывание в нем неимунного человека может привести к заражению его клещевым рекурренсом.

Все это рассмотрено нами более подробно потому, что клещевой ре- курренс дает классические примеры своего состояния как на положении природного очага, так и резко ограниченной в своей локализации домовой инфекции.

Природный очаг трансмиссивной болезни в ее эволюции — явление проходящее. Поэтому возникает существенный вопрос о прочности или долговечности существования очага. Продолжительность ёто существования зависит от длительности жизненного цикла, обилия популяций переносчика, частоты перемены его поколений, продолжительности сохранения способности передавать возбудителя, от степени стойкости к неблагоприятным внешним условиям, от наличия и доступности источников получения возбудителя переносчиком, т. е. животных-резервуаров возбудителя, и от факторов внешней среды, влияющих на циркуляцию возбудителя в биоценозе природного очага трансмиссивной болезни.

Прочность существования очага болезни в девственном его состоянии зависит от факторов природного порядка; весьма велико и бессознательное или сознательное влияние человека, ведущее к расцвету очага болезни или к его затуханию.

В районе Красноярска, когда впервые начали устраивать лагери в степи и производить в ней ученья в весенне-летний сезон, стала наблюдаться иногда значительная заболеваемость, как выяснилось позднее, клещевой сыпнотифозной лихорадкой, ибо группы людей направлялись па территорию с природными очагами клещевого сыпного тифа. Когда экспедициями ВИЭМ с участием местных врачей была раскрыта сущность болезни и выяснены условия, при которых происходило заражение людей, оказалось возможным в короткий срок принять меры борьбы с клещевым сыпным тифом и ликвидировать вспышки этой болезни (см.: Павловский, Сергеев и Петрова-Пионтковская); но очаги в степи оставались очагами и поэтому акцент был сделан на личную профилактику и на борьбу с клещом-переносчиком — Dermacentor nuttalli. В данном случае налицо ослабление возможности заражения человека при сохранении потенциальной эпидемиологической опасности зоны степных очагов клещевого сыпного тифа.

Зато действительное затухание очага мы можем видеть на примере влияния хозяйственного освоения тайги человеком. В течение нескольких лет природные очаги клещевого энцефалита резко слабеют в своей силе.

В составлении суждения о прочности очага важна и ретроспективная оценка его существования, в конце-концов приводящая к вопросу о генезисе соответственной болезни и об ее эволюции.

Сделаем пробу ретроспективного рассмотрения очагов клещевого рекурренса в Кара-калпакии. Эта республика является как бы культурным островком в безбрежном море песков пустыни Кара-кумы. В 1935 г. от нашего Отдела паразитологии ВИЭМ была направлена экспедиция в Кара -Калпакию для исследования вопроса о наличии там предпосылок для развития клещевого возвратного тифа. Собранные материалы показали чрезвычайное обилие клещей О. papillipes в неглубоких норах ежей, в основании остатков старых глинобитных стен в Шаб-базе (крепость Пиль- кала), в старом брошенном кладбище близ Турт-куля и в других местах. Из одной норы удавалось извлекать до 400 клещей. Проверка их показала спонтанную зараженность спирохетами клещевого рекурренса в естественной обстановке, и из 13 проверенных партий клещей выделен штамм спирохет клещевого рекурренса.

Вся обстановка мест нахождения клещей свидетельствовала о наличии в Кара-калпакии в непосредственной близости р. Аму-дарьи природных очагов клещевого рекурренса.

Попытаемся заглянуть в историческое прошлое интересущих нас мест, благо в 1937 г. в области древнего Хорезма по нижнему течению Аму-дарьи была произведена археологическая разведка, данные которой опубликованы в 1940 г. (Треножкин). ВХв. это была обширная, хорошо орошаемая каналами страна, с густым населением в многочисленных городах и земледельческих имениях. О совершенстве ирригации можно судить по тому факту, что по ныне не существующему магистральному каналу Гавхор могли проходить большие суда тоннажем, рассчитанным на плавание по р. Аму-дарье.

Столицей Хорезма тогда являлся старый город Кят на правом берегу этой реки. С течением времени бурные воды Аму-дарьи разрушили этот город, размыв правый берег, что повлияло на понижение экономики страны. Нашествие монголов превратило эту плодородную страну в дикую пустыню. Лишь в XIX в. начала медленно возрождаться земледельческая культура, далеко не достигшая еще в дореволюционное время уровня древних условий ее состояния.

Страна имеет много развалин; остатками древнего Кята считается Шаббаз; в 2,5 км от него расположены руины крепости Пиль-кала, сооружение которой относится, по предположению археологов, к III—IV в. н. э. Внутри Пиль-калы имеются остатки жилой постройки. Несомненно? что клещи О. papillipes являются в этой обстановке древними элементами фауны этой «островной» по отношению к Кара-кумам страны. Простой «завоз» названных клещей с товарами, сельскохозяйственными продуктами, материалами и предметами домашнего обихода практически исключается; в противоположность клещам О. lahorensis, зимующим в шерсти верблюдов и других животных, О. papillipes находится на своих хозяевах лишь в течение времени, необходимого для насыщения кровью; по нашим массовым наблюдениям в лаборатории, кровососание их длится 30—40минут и лишь при низкой температуре (+5°) оно затягивается до 1 часа. Из многих тысяч кормежек О. papillipes лишь один единственный раз пришлось наблюдать длительное присасывание этих клещей к обезьяне (свыше 1 часа). Зимовки О. papillipes на животных при множественных сборах материалов в Казахстане, Узбекистане, Таджикистане, Туркмении и Иране наблюдать ни разу не приходилось. Обилие наблюдений этога рода дает основание считать, что О. papillipes зимуют не на самом своем хозяине.

Следовательно, завоз этих клещей с транспортными караванными животными (верблюды, ослы) исключается.

Ареал О. papillipes захватывает своим краем Индию, что указывает на широкие пределы его распространения. Жизненный цикл этого вида (Скрынник) может затягиваться до 20 и более лет. В нашей лаборатории, в Военно-медицинской Академии есть клещи, живущие 13 лет. Способность к голоданию их весьма велика —до 7 и более лет, и, что замечательно и эпидемиологически важно, за это время инфицированные клещи не теряют способности заражать людей клещевым возвратным тифом (Павловский и Скрынник). Круг хозяев, используемых этим видом клещей, необычайно широк; они могут пить кровь пресмыкающихся (из амфибий, вероятно жаб), птиц и млекопитающих. Присасываются они быстро и энергично сосут кровь, не обращая внимания ни на дневное, ни на искусственное освещение.

Следует добавить, что О. papillipes в известной мере свойственна трансовариальная передача спирохет от инфицированной матери клеща ее потомству (Павловский и Скрынник), что практически удваивает продолжительность существования возбудителя клещевого возвратного тифа в его очаге при отсутствии поступления новых штаммов спирохет из какого-либо внешнего по отношению к очагу источника.

Все эти разнообразные по своему характеру обстоятельства способствуют в своей совокупности весьма прочному сохранению природных очагов клещевого возвратного тифа, тем более, что и при неблагоприятной конъюнктуре клещи О. papillipes не проявляют склонности покидать свое гнездовье и искать лучших условий существования.

Применяя все приведенные данные к оценке очаговой ситуации клещевого рекурренса в Пиль-кале, следует признать их давнее существование, связанное с весьма далеким прошлым. Очаги клещевого рекурренса в Средней Азии имеют древнюю давность, будучи связаны с эволюцией фауны ее и сопредельных стран. В условиях расцвета культуры и сельского хозяйства в низовьях Аму-дарьи происходило неизбежное передвижение природных очагов этой болезни с грызунами и клещами в хозяйственные стации человека. С крушением бывшей ранее культуры и запустением местности такие антропургические очаги клещевого рекурренса подвергались обратной метаморфозе и вернулись на положение очагов природного характера.

В отношении Пиль-калы этому процессу способствовала топография местности. Пиль-кала стоит на острове посреди неглубокого озера или заболоченности; следовательно, неизбежна тяга грызунов и насекомоядных к возвышенным местам, с развалинами, удобными для рытья нор іі использования уже имеющихся углублений в разрушающихся от времени стенах непрочной лёссовой постройки. Такая концентрация млекопитающих приводила их в непосредственную близость с клещами О. papillipes, получивших в лице новых хозяев нор свежий источник для овоего питания.

Из подробного рассмотрения всех перипетий существования очагов клещевого рекурренса следует сделать новый вывод; признание возможности обратимого развития их при изменении условий существования. Природные очаги клещевого рекурренса когда-то, при первичном заселе нии людьми территории Кара-калпакии дали множественные отпочкования, а некоторые из них и сами превратились в очаги, расположенные в непосредственной близости человека. Такое положение, длившееся в течение неопределенно многих столетий, нарушилось с падением сельско хозяйственной культуры и с запустением мест. Антропургические очаги клещевого рекурренса частью погибли, частью перешли на условия существования природных очагов, которые, в свою очередь, дали новые отпочкования при возобновлении культурного использования лежавших втуне земель.

Такая «обратимость» развития антропургических очагов, т. е. возврат их к первобытному природному существованию, свойственна далеко не всем трансмиссивным болезням; да и при современном состоянии знаний по этому вопросу для ряда болезней накопилось недостаточно данных, чтобы вынести в каждом отдельном случае определенное заключение.

В частности, природные очаги не всех трансмиссивных болезней могут давать отпочкования дочерних очагов, которые в дальнейшем существовали бы в хозяйственных стациях человека.

Причиною, определяющей возможность иррадиации природного очага в непосредственную близость человека, является способность переносчика адаптировать к новым для него условиям существования в жилье или в службах. Таковую способность проявляют москиты, клещи О. papillipes и О. lahorensis (один из переносчиков туляремии), иксодовые клещи Rhipicephalus sanguineus (переносчик марсельского сыпного тифа), некоторые виды клещей рода Нуаіотта (среди них имеются возможные переносчики бруцеллеза и чумы), комар Aedes aegypti (переносчик желтой лихорадки), сделавшийся теснейшим сообитателем человека по жилью и службам, и другие виды.

В связи с таким переходом переносчиков (а в них и возбудителя) в новые условия своего существования и с установлением непосредственных алиментарных связей с человеком, передаваемые такими переносчиками болезни могут становиться на положение «домовых инфекций».

В противовес рассмотренному, другие переносчики в силу своих биологических особенностей не могут на текущем этапе эволюции приживаться в условиях человеческого жилья и служб, если даже будут занесены сюда в жизнедеятельном состоянии.

Клещи, передающие клещевой энцефалит (Ixodes persulcatus), являются исконными обитателями тайги; клещ Dermacentor nuttalli (переносчик нут- талиева сыпного тифа) живет в степи; О. tartakovskyi своим биотопом имеет норы песчанок и сусликов в зоне песков и полупустынь юга Средней Азииу является переносчиком одной из форм клещевого спирохетоза (Поспелов а-Штр ом).

В исключительно редких случаях эти переносчики могут быть занесены в жилье человека, напасть там на него и передать ему соответственную болезнь, напр. занесенный на шинели с полевых заготовок на кровать в центр Читы клещ Dermacentor nuttalli вызвал заболевание клещевым сыпным тифом девочки, не выходившей ни разу за город (Дубинин). В таких случаях возможна лишь единичная, сугубо спорадическая заболеваемость, причины которой остаются для эпидемиолога и врача совершенно* непонятными, если не вооружиться при их рассмотрении методом эколого- паразитологического исследования.

Весьма характерно также и то, что такие единичные спорадические случаи заболеваний, с «парадоксальной» эпидемиологией, сами не могут стать источником дальнейшего распространения соответственной трансмиссивной болезни по той простой и явной причине, что в жилье и в службах нет переносчика, который мог бы здесь жить, получать возбудителя от заболевшего человека и передавать его другим людям.

По этим причинам, природной очаговости трансмиссивных болезней с рассмотренными особенностями их переносчиков феномен «обратимости»* не свойствен и не может быть свойствен.

Природные очаги болезней или существуют неограниченно долгое время в природе под контролем ее биологических факторов и факторов общеэкологического характера, или, подпадая под бессознательную или сознательную деятельность человека, они частично или полностью деградируют.

Так, хозяйственное освоение тайги (вырубка, расчистка, использование земли под пашни и др.) ведет к разрежению очагов клещевого энцефалита, и эпидемиологическая валентность их падает.

Очистка степей затравливанием и прикопкой нор от грызунов в агротехнических целях ведет к уничтожению или к уменьшению «запаса» риккетсиозного вируса «грызуньевого» сыпного тифа; поэтому при таком условии клещам-переносчикам (речь идет о Dermacentor nuttalli) неоткуда получать новые штаммы возбудителя нутталиева сыпного тифа и передавать его людям. Впрочем, абсолютность этого последнего заключения требует одной оговорки. Самкам D. nuttalli в классической форме свойственна способность трансовариальной передачи риккетсий — возбудителей сыпного тифа грызунов (нутталиев сыпной тиф): клещ может заразиться риккетсиями в любой фазе превращения и передавать их во всех фазах метаморфоза следующего дочернего поколения (Коршунова и Петрова-Пионтковская). Эпидемиологическая значимость этого явления зависит от неустановленной еще продолжительности трансоваржаль- ной передачи возбудителя по числу нисходящих поколений клещей.

Остается невыясненным предел трансовариальной передачи риккетсий в отношении числа нисходящих дочерних, внучатных и других генераций от зараженной самки клеща. Может ли такая передача происходить неограниченное время или же на какой-то генерации потомства зараженной самки эта способность истощается? Если этот процесс распространяется на несколько поколений клещей и, следовательно, на ряд лет, то практически можно говорить об известной автономности существования такого природного очага клещевого сыпного тифа лишь за счет наличия инфицированных возбудителей клещей-переносчиков. Аналогичная возможность допустима и для других трансмиссивных болезней, переносчикам и возбудителям которых свойственна также и трансовариальная передача; напр. вирус лихорадки папатачи передается трансовариально через два поколения москитов (Петрищева и Алымов), то же в отношении вируса клещевого энцефалита и его переносчика Ixodes pcrsulcatiis (Чумаков с сотрудниками).

Возможность неограниченности числом поколений трансовариальной передачи возбудителя не является допущением умозрительного характера. Аналогии этому в природе есть; достаточно вспомнить про существование симбионтов у ряда насекомых и клещей. Многие из таких симбионтов (бактериальной природы или грибки) настолько тесно адаптированы к своим хозяевам, что в настоящее время полностью утеряли способность, существовать в каком-либо состоянии вне организма своего хозяина. Переход из генерации в генерацию последнего осуществляется единственно через трансовариальную передачу симбионта. Нет ничего невероятного в том, что и возбудители некоторых трансмиссивных болезней могут оказаться своего рода безвредными симбионтами переносчиков и существовать в них без непременного прохождения через организм животного- резервуара возбудителя. В то же время передача переносчиком такого возбудителя реципиенту, будь им человек или какое-либо животное, может вести к развитию трансмиссивной болезни.

Рассмотренные зависимости требуют специальных исследований. «Учет запаса» вируса на территории первичных очагов клещевого сыпного тифа должен охватывать поэтому не только грызунов, но и клещей-переносчиков. Следовательно, к мероприятиям по уничтожению грызунов как резервуара возбудителя и как хозяев личинок и нимф клещей-переносчиков следует присовокупить и уничтожение самих клещей-переносчиков (весенние палы сухостоя и другие мероприятия). Последнее, впрочем, необходимо также для целей личной и коллективной защиты людей от нападения на них клещей во время пребывания на потенциально опасной территории.

Примером целенаправленной сознательной деятельности человека по очистке территории от природных очагов трансмиссивной болезни являются опытные работы по ликвидации очага пендинской язвы в зоне полупустыни вокруг важной новостройки (работа проф. Латышева в долине р. Мургаба, в Туркмении, Отдел паразитологии ВИЭМ).

Вокруг селения, где процент пришлых рабочих, заболевавших пен- динкой, достигал 70, было затравлено в радиусе 1,2 км хлорпикрином с прикопкой около полумиллиона нор песчанок; этим достигались сразу две цели: 1) уничтожение грызунов — резервуаров возбудителя пендинки и 2) уничтожение москитов-переносчиков в местах их выплода и самих мест выплаживания. В результате через год было лишь 0,4°/0 заболевших пендинкой.

Количество же москитов уменьшилось столь сильно, что население перестало пользоваться для защиты от них пологами. Такая косвенная ликвидация природного очага пендинки, выполненная одномоментно...

должна быть в дальнейшем поддерживаема добавочными мероприятиями против обратного заселения очищенной территории песчанками и другими животными, имеющими значение в эпидемиологии пендинки зоонозной природы. Уже к концу года проведения рассмотренного полевого эксперимента песчанки появились на периферии затравленной ранее зоны; однако это первое появление не успело еще за указанный срок отразиться на увеличении количества москитов и на привнесении возбудителя пеи- динки.

В суждении о древности существования очага трансмиссивной болезни попытаемся заглянуть в геологическое прошлое. Как известно, в Крыму классическим очагом лихорадки папатачи является Севастополь и переносчиком — москит Phlebotomus papatasii. Кроме этого вида, в Крыму обитает еще 6 видов москитов. Специфическим переносчиком лихорадки папатачи является Phi. papatasii, поэтому вопрос о появлении в Крыму лихорадки папатачи естественно связывается с временем появления в составе фауны Крыма москитов. Этот последний вопрос занимал внимание некоторых врачей, которые решали его, не считаясь с особенностями биологии москитов и легко удовлетворяясь, в сущности, произ- вольными допущениями.

Например, по Иванову (1904), москиты были завезены на английских кораблях с грузом хлопка из Индии в конце XIX ст., что совершенно невероятно. По мнению местных врачей-старожилов, москиты появились на южном берегу Крыма около 20 лет назад, и завоз их в Крым на судах также считался наиболее вероятным. Паллас (1795 г.) в свою очередь принимал. что москиты появились «недавно, особливо около Инкерманских болот)) (подробнее см.: Павловский, Гуцевич, Перфильев, 1937).

Ввоз хлопка в Крым ни в какой мере не связан с «импортом» туда москитов; перевоз их на кораблях вообще проблематичен.

Москиты являются давними сочленами крымской фауны, и появление их в Крыму исчисляется не «20 или 30 годами тому назад» (!) и даже не концом XVIII в., как то полагал Паллас.

Крым и юг Украины являются в настоящее время частью северной окраины ареала Phi. papatasii, распространенного по берегам Средиземного моря, на Балканах, в Малой Азии, в Восточном Закавказье, в Средней Азии, в Иране, Ираке и Афганистане. Вид этот тесно связан с человеком, но не является синантропом в абсолютном смысле этого понятия, ибо он обитает во многих стациях дикой природы, питаясь в таких местах исключительно кровью диких животных (начиная с рептилий и выше) (многочисленные наблюдения Петрищевой в Средней Азии).

Несомненно, что дикая природа является первичным местом обитания москитов, а связь их с обстановкой антропургического характера возникла вторично. Перераспределение видов москитов по указанным стациям может вести к тому, что в некоторых местах Phi. papatasii уже не встречаются более в природных условиях, но обитают в обстановке города (Севастополь); другие же виды, наоборот, сохраняют свою «дикость».

При определении возможного срока появления москитов в составе фауны Крыма необходимо руководствоваться историей формирования и изменениями его территории и климата в прошедшие геологические периоды. Этот вопрос тесно связан с проблемой образования Черного моря, чему посвящена большая литература. Не вдаваясь в специальные детали ее обсуждения, отметим мнение Андру сова, что в верхне-миоценовую эпоху современный Крым был представлен лишь узкой полоской его южного побережья, которое являлось северной границей массива суши, связанного с Малой Азией; вся же остальная часть Крыма, равно как и юг Украины были дном Сарматского моря. В следующую, понти- ческую эпоху уже добрая половина Крымского полуострова превратилась в сушу, массив которой сохранял территориальную связь с северным побережьем Малой Азии; кроме того, нынешний район мыса Тарханхута узкой полосой суши соединялся с нынешней Добруджей; остальная же часть Крыма и юг Украины оставались под водой. В эпоху Чаудинского моря мост суши, соединявший Малую Азию и юг Крыма в одно целое, опускается, и формируется основная часть Черного моря; но нынешняя северо-западная его часть, благодаря поднятию дна Понтического моря, образует вместе со всей территорией Крыма и Украины сплошной масзив, соединяющий Крымский полуостров с Балканским полуостровом. В дальнейшем, в эпоху Эвксинского озера, эта часть суши опускается, и Черное море приобретает очертания, близкие к его современной конфигурации (Андрусов).

Что территориальная связь Крыма с Балканами и малоазийской сушей осуществлялась в тех или других формах, на этом сходятся мнения геологов, зоо- и фитогеографов.

«Большинство русских геологов принимает, что первоначально Крымские горы продолжались в Добружду и что связь между ними нарушилась позднее вследствие процессов опускания и денудаций» (Архангельский и Страхов, 1938). Такое соединение относилось к среднему миоцену; оно дважды нарушалось последующими трансгрессиями и дважды снова восстанавливалось.

Третье соединение имело местов среднем плиоцене по линии Добруджа — Тарханхут, доходя, вероятно, до линии мыс Эмине — мыс Сарыч (Дичков, 1937).

Опираясь на геологические и зоогеографические данные, Е. Вульф со всей категоричностью писал: «Крым представляет собою обломок горной страны, составлявшей еще в плиоцене, а может быть и в начале четвертичного периода одно целое с Малой Азией и через нее с Закавказьем и Балканским полуостровом» (1936, стр. 218). «Исследование дна Черноморской впадины дает основание предположить, что в то время как северная часть Крыма была покрыта морем и не имела еще соединения с южно-русской сушей, существовало материковое соединение между Крымом и Малой Азией, нарушившееся не ранее средины плиоцена» (он же, 1944, стр. 211); материковое соединение Добруджи с Крымом нарушилось еще позднее.

Правда, Архангельский и Страхов не разделяют мнения о молодости центральной части Черноморской впадины (contra — Освальд, Фрех, Семенов, Пузанов и др.).

Однако в пользу существования материковой связи Крыма с Малой Азией и Балканами говорит то обстоятельство, что в Крыму частично сохранилась древняя флора Средиземноморья; «это объясняется тем, что горный Крым представляет собою обломок суши, входившей ранее в состав Восточно-Средиземноморской области» (Добрынин, 1941); равно и в фауне горного Крыма есть много видов животных, свойственных восточной части Средиземноморской области.

Для наших соображений рассматриваемые разногласия не имеют принципиального значения; важны два обстоятельства: раздельное по времени образование южной и северной половины Крымского полуострова, прямая или косвенная территориальная связь его южной части с Малой Азией и несомненная связь его с Балканским полуостровом, во всяком случае с его северной частью.

И Балканский полуостров и Малая Азия в составе своей фауны имеют москитов, и в частности Phi. papatasii; налицо — разорванный ареал этого вида, ибо южная часть Сарматского моря и позднее Босфор еще в верхне-миоценовую эпоху отделяли Малую Азию от Балканского полуострова.

Принятие гипотезы существования материковой связи между Малой Азией, Крымом и Балканским полуостровом возмещает ныне зияющие разрывы ареала Phi. papatasii и других видов сем. Psyckodidae.

Что касается характера климата в рассматриваемые эпохи, то в Европе третичного времени господствовал теплый климат и в ее фауне существовали различные роды животных, свойственные тропикам; вымирание этой фауны явилось следствием наступления ледникового периода.

В эоцене, как известно, появились представители почти всех современных семейств насекомых и в олигоценовых местонахождениях балтийского янтаря обнаружены представители семейств комаров (Culicidae) т мошек (Simuliidae), 17 видов бабочниц (Psyckodidae) и в числе последних Phlebotomus (Philaematus Low).В третичный период москиты, следовательно, обитали не только в ныне заселенных ими южных местах, но и по побережью Балтики. В источниках питания недостатка не было, так как в третичное время налицо имелись представители всех классов наземных позвоночных животных, и с последующим цоявлением человека он сам также был использован москитами в качестве источника питания.

Сопоставляя все изложенные соображения, можно с немалой дозой основания считать, что фауна москитов современного Крыма троякого происхождения:

1) Phi. papatasii — общи с Малой Азией, как след того времени, когда существовала материковая связь между Крымом и Малой Азией;

2) они же общи с фауной Балканского полуострова и появились отсюда позднее в связи с более поздним поднятием Северного Крыма;

3) что касается наличия москитов на юге Украины, то их появление здесь следует связывать с широким распространением их в северо-западном направлении до Балтийского моря; возможно, что олигоценовые местонахождения балтийского янтаря, зона юга нынешней Украины и Балканского полуострова представляет собою один общий ареал Phlebotomus.

Конечный вывод из всех этих данных тот, что москиты являются древним элементом фауны Крыма.

Рассмотрение вопроса о характере распространения видов москитов на территории Крыма мы оставляем в стороне.

В свете разобранных данных особое значение приобретает вопрос о времени появления и о природной очаговости лихорадки папатачи. Является ли'она исключительно достоянием человека, или же ее вирус-возбудитель, животные-доноры и реципиенты и переносчики-москиты существовали еще до появления или, во всяком случае, до более или менее широкого расселения людей по лику земли?

Этот вопрос при современном состоянии знания приходится рассматри- ривать гипотетически. Настойчивые попытки одной из экспедиций Отдела паразитологии ВИЭМ (Петрищева и Алымов) выяснить возможность заражения вирусом лихорадки папатачи некоторых домашних животных в Крыму, равно как и поиски спонтанно зараженных этим вирусом различных грызунов не дали положительного результата, что, конечно, не является окончательно отрицательным решением вопроса. Косвенное же соображение при оценке заболеваемости строителей лепрозория в горах Копет-дага (Туркмения), после почти 10-летнего перерыва и отсутствия на соответственной территории людей, приводит к единственному логичному заключению о существовании природных очагов лихорадки папа* тачи (Латышев).

Дальнейшие исследования наличия вируса лихорадки папатачи вне организма человека должны быть распространены, помимо млекопитающих, также на птиц и пресмыкающихся.

Во всяком случае необходимо считаться с фактом нахождения Phi. papatasii в норах черепах, ежей, мелких грызунов (песчанок, незокий. тонкопалого суслика), дикобразов, варанов, хищных млекопитающих, жаб; в пещерах и в убежищах летучих мышей (в Средней Азии, — Петрищева, 1935, 1937), что низводит представление об этом виде москита, как о чистом синантропе.

То же наблюдалось в норах песчанок и в долине р. Мургаба (Туркмения, — Латышев и Крюкова, 1941; Латышев и Позывай, 19*37).

Ультравирус как возбудитель болезни является чем-то более примитивным. нежели живое вещество, и чем-то стоящим выше материи неорганической природы. Если ультравирусы и в настоящее время пышной эволюции жизни существуют на земле и их открывают все более и более, то нет ничего невероятного в предположительном допущении существования их и в давно прошедшие времена геологической летописи земли, в частности в третичный период, когда в состав теплолюбивой фауны Европы, помимо большого разнообразия позвоночных, входили из числа насекомых и москиты, которые существовали задолго до появления человека. С такой точки зрения лихорадку папатачи (или ее гипотетическую предшествовавшую форму) человек мог получать от окружавшего его животного мира через посредство москитов, использовавших людей в качестве источника питания. Последнее обстоятельство имело особо благоприятные шансы на свое закрепление во время пещерного образа жизни первобытных людей, ибо и по сие время пещеры являются одним из излюбленных биотопов москитов.

В отношении генезиса вирусных болезней есть возможность заглянуть и в более отдаленные геологические времена. Для желтой лихорадки, этого в недавнем прошлом жестокого бича тропических стран, весьма характерно распространение ее важнейших очагов в центральной западной впадине берега Африки (Золотей берег и Нигерия) и на выдающемся на восток бразильском выступе Южной Америки и на участке в южной части Бразилии. Эпидемиологи объясняют такое своеобразие географического распространения желтой лихорадки завозом ее из первичных очагов, которыми считаются западные районы Центральной Африки; впрочем, другие признают первичным очагом ее тропическую Америку. Но возможно и другое объяснение, исходящее из общности ряда элементов фауны и флоры рассматриваемых, лежащих vis-a-vis территорий, далеко расположенных друг от друга материков.

Зоогеографами допускается существование материковой связи между Южной Америкой и Африкой.

В пользу такого заключения говорит общность ряда элементов фауны этих двух материков, наир, двуходковых ящериц семейства амфисбеновых (Werner, 1912), харациповых рыб (Меек), жуков подсемейства Canthc- ninae (Wittmann) и др. (см. карты распространения их у Гептнера, 1936).

Эта связь носила различный характер общности, обнимая в девоне восток Южной Америки, большую часть Африки и Австралии и Индию. Общность эта существовала в карбоне и триасе. Для объяснения сходства фауны и разорванности ареалов Южной Америки и Африки применима также теория Вегенера расхождения материков от единого общего массива. На какой точке зрения ни стоять, все же становится очевидной материковая связь Ю. Америки и Африки; при опускании этой связующей территории в пучину океана естественно разорвались цельные ранее ареалы различных видов животных и растений. Если допустить существо- вование вируса желтой лихорадки в рассматриваемое время, то разорванность его современного ареала находит себе вполне удовлетворительное объяснение. Принятие же теории проникновения вируса этой болезни из Африки в Ю. Америку через «импорт» следует оставить, ибо в Бразилии предвоенной экспедицией Института Рокфеллера была выявлена спонтанная зараженность многих диких животных Бразилии, что дает основание причислить и желтую лихорадку к болезням с природной очаговостью.

Равным образом наличие вирусов энцефалита Сан-Луи в США, японского на островах Японии и клещевого на Дальнем Востоке не является ли, в свою очередь, отдаленным последствием тех времен, когда между Азией и С. Америкой существовала материковая связь?

Таким образом, возникает ряд проблем по палеогенезису болезней с природной очаговостью и открываются пути плодотворной работы в этом направлении на базе комплексного изучения феномена природной очаговости трансмиссивных болезней человека и животных.

Рассмотрение вопроса о генезисе трансмиссивных болезней с природной очаговостью дает ключ для правильного расшифрования мнимой «новизны» ряда болезней, с которыми впервые в нашей стране пришлось столкнуться советскому здравоохранению.

Нов ли клещевой энцефалит, клещевой возвратный тиф, клещевые сыпнотифозные лихорадки и туляремия?

Эти болезни «новы» для врачей постольку, поскольку они не обособлялись в качестве самостоятельных нозологических единиц и шли под знаком сборных болезней, как, например, сыпной тиф, возвратный тиф и др. Ближайшее комплексное изучение подобных болезней с применением эколого-паразитического метода показало, что таким болезням свойствен феномен природной очаговости; эти болезни издавна свойственны различным территориям, которые являются поэтому потенциально опасными в эпидемиологическом отношении для человека. Когда же, в силу социальных условий, создается контакт человека с природным очагом дремлющей для него инфекции, болезнь поражает человека и дает, в зависимости от конкретной обстановки, более или менее крупные вспышки.

Болезни с природной очаговостью стары для природы и «новы» лишь в отношении времени и условий поражения ими людей и еще более новы, если судить о времени, когда врачи научились правильно их распознавать.

Именно эти болезни являются характерными показателями краевой патологии страны и ее нозогеографии, ибо последняя может правильно определяться по местам локализации первичных природных источников болезней, а не лишь по амбулаторной посещаемости и листкам больничного приема больных; медицинская же статистика оперирует именно с таким исходным материалом. На распространение паразитарных болезней людей большое влияние оказывает и бытовой фактор, напр. употребление в пищу термически хорошо обработанной или же полусырой рыбы; в первом случае исключается возможность заражения человека паразитическими червями от рыб, являющихся их промежуточными хозяевами; но рассматриваемая причина не является показателем географического распространения паразита, каковое определяется природными условиями его существования.

Наличие валентных очагов трансмиссивных болезней в природе данной территории создает потенциальную эпидемиологическую опасность ее для человека; но до тех пор, пока в девственной зоне природных очагов нет людей, нет и соответственной болезни людей.

При появлении в сфере инфицирующего влияния очага люди заболевают «новой» болезнью.

Подобные загадочные для эпидемиологии явления могут быть заранее предусмотрены для соответственно изученных болезней, если произвести комплексными экологическими, паразитологическими и микробиологическими методами обследование территории на предмет существования природных очагов ожидаемых болезней.

Другими словами, применением указанных методов исследования можно дать эпидемиологический прогноз местности в отношении вероятных результатов проявления ее потенциальной эпидемической опасности.

Такая постановка дела практически важна в военном отношении при выборе мест дислокации войск, разбивке лагерей, проведении маневров; и в боевой обстановке должна быть учитываема потенциальная эпидемическая опасность различных участков фронта, руководствуясь известными уже данными краевой паразитологии или трансполируя таковые по географическим ландшафтам, если соответственные районы не были еще предметом специальных исследований.

Не менее важное значение имеет этот вопрос и в народнохозяйственном отношении, когда в процессе освоения новых территорий, при проведении различных, вплоть до грандиозных по размерам построек, массы людей вступают в непредвиденный по своим последствиям контакт с природными особенностями мест.

Все это имеет большое значение также в процессе восстановительных работ.

Рассмотренными примерами не исчерпываются все разнообразия болезней с природной очаговостью. Необходимы самые смелые, новые поиски с широким применением надежно испытанного метода комплексных исследований.

В связи с этим для биологических дисциплин — паразитологии, микробиологии, а также и для эпидемиологии — возникают задачи постановки целеустремленных проблем комплексных исследований.

Основная цель их — дать строго научную базу для изучения положения возбудителя болезни, животных-резервуаров возбудителей и переносчиков трансмиссивных болезней как сочленов биоценозов определенных ландшафтов природы СССР. Конечная цель — выяснить пути циркуляции возбудителя болезни в ее природных очагах на основе раскрытия биоценотических связей и исследовать взаимные влияния природных очагов на человека и обратно, — в связи с его сознательной и бессознательной хозяйственной деятельностью.

Такие синэкологические исследования в сочетании с изучением аут- экологии возбудителей, переносчиков и животных -резервуаров дают надежную основу для построения рациональных систем борьбы с трансмиссивными и паразитарными болезнями человека.

Теоретическое значение проблемы в целом так же велико как и пределы практического ее приложения. Эта проблема ставит эпидемиологию трансмиссивных болезней на твердую новую базу, как дисциплины в основе экологической, которая должна для пользы дела опираться на паразитологию в такой же мере, как и на микробиологию.

Учение о патогенных животных одинаково важно, как и учение о патогенных микробах.

Роль специфического переносчика в эпидемиологии трансмиссивных болезней не менее важна, чем значение самого ее возбудителя. Порознь они безразличны для человека и лишь при сочетанном действии, при коак- ции, могут вызывать у человека соответственное заболевание.

В эпидемиологии нередко все значение паразитологии сводится на «энтомологический метод в эпидемиологии», — это мы читаем в некоторых учебниках. Пора отрешиться от такой недооценки и признать действительное значение для эпидемиологии учения о патогенных животных.

Это приблизит эпидемиологию к природе и позволит успешно разрешать вопросы генезиса трансмиссивных болезней, их нозогеографии, положения их как типичных показателей особенностей краевой патологии и паразитологии и проведения борьбы с учетом силы и значения корней, связывающих эти болезни с природой и с человеком.

При таком диалектическом подходе к изучению болезней человека можно надежнее и нагляднее анализировать пределы действия на него закономерностей природного и социального характера, суммарное влияние которых и обусловливает развитие болезни как явления в человеческом коллективе.

Для дальнейшего развития учения о природной очаговости трансмиссивных болезней необходимо наметить углы зрения, под которыми следует рассматривать и исследовать особенности их природных очагов.