Психологические особенности детей с расстройствами МИ и СНФТО до лечения.

С целью комплексной оценки состояния пациентов с нарушениями МИ и обоснования применения ФБУ- терапии в режиме ЭМГ нами проведен мониторинг их психологических особенностей. Принимая во внимание, что у детей происходит быстрое угасание внимания и нарастание усталости, психологический мониторинг детей из ОГ и ГС до лечения выполнялся с помощью различных психологических методик, подразумевающих активное участие пациентов в исследовании.

Проективная методика «Волшебная страна чувств» по Зинкевич-Евстигнеевой, позволяющая связать в цвете и представить воедино психосоматические состояния ребенка и его эмоции, выполнялась всеми детьми ОГ (153 человека) и ГС (102 ребенка). Оценка результатов данной методики проводилась по связи цвет-эмоция, произвольно располагаемых детьми на силуэте человека, напечатанного на листе бумаги формата А4 (приложение № 2) [144]. Особое внимание в силуэте человека было уделено двум проективным зонам: тазобедренной и области головы, отражающие, соответственно, чувства, переживания и эмоции в отношении аналогичных областей тела ребенка. Область таза (бедер) была выделена особо в связи с тем, что она у обследуемых детей с расстройствами МИ и СНФТО исходно является проблемной зоной. К тому же оценка эмоционального отношения ребенка к своему заболеванию является важной компонентой комплексного анализа его психоэмоционального состояния, которая дает возможность прогнозировать результаты лечения и поможет в составлении программы комплексной реабилитации.

Согласно полученным результатам, 94,1% пациентов из ОГ и 95,1% детей из ГС вне зависимости от возраста и пола (в каждом случае р > 0,1) четко дифференцировали на рисунке части тела и отделяли их друг от друга с помощью цвета. Интересно отметить, что тазобедренная область (вновь вне зависимости от возраста и пола, р > 0,1) в ОГ и ГС в 95,4% и 96,1% случаев, соответственно, раскрашивалась и прорисовывалась детьми скрупулезно, с особой тщательностью в виде штанов, трусов, шорт, то есть являлась зоной их повышенного внимания. При этом 1 мальчик-подросток (0,7%) из ОГ (с СНФТО) и 2 девочки-подростка (2%) из ГС (с нарушениями МИ и СНФТО) акцентировали свое внимание во время выполнения задания на прорисовывании и

выделении цветом половых особенностей силуэта человека. При этом во всех перечисленных случаях пол силуэта человека совпадал с полом ребенка выполнявшего задание. Дети из ОГ (15,7%) и ГС (14,7%) также уделяли особое внимание раскрашиванию области головы, выходили за рамки правил выполнения методики и особо тщательно прорабатывали данную часть силуэта человека, чаще пририсовывая символы защиты и агрессии (в том числе и вербальной) в виде рогов, острых антенн, недовольных и злобных рожиц, зубов и клыков.

Анализ результатов методики «Волшебная страна чувств» показал, что у 126 детей (82,3%*) из ОГ до лечения во всех возрастах в тазобедренной области превалировали негативные эмоции (страх, вина, обида, грусть и злость), а позитивные эмоции (радость, удовольствие, интерес), диагностировались лишь у 17 пациентов (11,1%**) (р < 0,01). Лидером среди отрицательных эмоций были вина и обида (каждая по 18,3%), а также страх (17,6%) и грусть (14,3%). Следует отметить, что 5,9% пациентов вытесняли, область таза, игнорируя ее, и не закрашивали, а 1 ребенок с помощью разных цветов спроецировал здесь разнонаправленные эмоции (вина и интерес).

Среди 109 пациентов (71,2%^#) всех возрастов из ОГ до лечения в области головы отмечалось преобладание негативных эмоций (страх, вина, обида, грусть и злость). При этом положительные эмоции (радость, удовольствие, интерес) регистрировались в 2,8 раза реже и были выявлены у 39 человек (25,4%^##) (р < 0,01). Лидирующие позиции здесь занимало чувство вины (20,3%), вслед за которой шли обида (17%), страх (14,4%) и грусть (11,1%). Область головы вытеснялась 4 детьми (2,6%), в основном в возрасте 7-10 лет, а 1 ребенок в данной области тела спроецировал сдвоенные негативные эмоции (вина и злость).

Детальный анализ результатов методики «Волшебная страна чувств» показал, что у детей 7-10 лет (91 человек) в области таза и бедер превалировали обида и грусть (каждая по 18,7%), вина (16,5%), а также страх (15,4%). При этом интерес к данной области тела был отмечен у 6,6% пациентов. В данной возрастной группе в области головы на рисунках также преобладали негативные эмоции: вина (18,7%), обида (17,6%), грусть (16,5%), страх (13,2%). В тоже время на фоне общей негативизации эмоционального фона детей 7-10 лет у 20,9% человек в области головы спроецировали положительную эмоцию радость, с преобладанием среди в 2,8 раза девочек над мальчиками (р < 0,01). Таким образом, у детей 7-10 лет в области головы проецировались как положительные, так и отрицательные эмоции, что было не характерно для пациентов 11-14 лет и 15-18 лет.

Среди пациентов 11-14 лет (46 человек) в тазобедренной области рисунка до курса ФБУ-терапии «МИО» чаще регистрировались негативные эмоции: вина (26,1%), страх и грусть (каждая по 17,4%), а также злость (10,9%). Следует подчеркнуть, что 10,9% пациентов (соотношение девочек и мальчиков 4:1) проецировали на область таза и бедер такие чувства, как удовольствие (мальчики и девочки) и интерес (только девочки).

Пациенты 15-18 лет (16 человек) до курса ФБУ-терапии на область таза силуэта человека также проецировали отрицательные эмоции, среди которых чаще встречались страх (25%) и обида (18,7%).

Немаловажно, что 4 пациента (3 юноши и 1 девушка) этого возрастного периода спроецировали на тазобедренную область положительные эмоции: удовольствие (исключительно мальчики) и интерес (мальчики и девочки). Иодобное распределение эмоций в тазобедренной области в возрастных группах 11-14 лет и 15-18 лет является следствием полового созревания детей, развитием вторичных половых признаков и проявления к ним внимания со стороны подростков. На область головы силуэта человека пациенты 15-18 лет чаще всего проецировали вину (25%) и обиду (18,7%).

Эмоциональный спектр детей из ГС, спроецированный ими на области таза и головы силуэта человека методики «Волшебная страна чувств», не имел статистически значимых различий от такового у детей из ОГ. Таким образом, в ГС, как и в ОГ, лидировали отрицательные эмоции (р > 0,1). Так, 79 детей (77,4%*) (*р = 0,3) из ГС на рисунке в области таза чаще отображали отрицательные эмоции. Уровень положительных эмоций был низким и определялся лишь у 16 человек (15,7%**) (**р = 0,3). Следовательно, между пациентами из ОГ и ГС по данному параметру статистически значимых различий не было. В ГС вытесняли (игнорировали) тазобедренную область 5 детей (4,9%), а испытывали смешанные (противоречивые) эмоции 2 пациента (вина и интерес, страх и радость). Анализ области головы рисунка человека в ГС также показал преобладание негативных эмоций, которые были диагностированы у 68 детей (66,7%^#) (^#р = 0,4), над позитивными, отмечавшиеся у 33 человек (32,3%^##) (^##р = 0,3). В ГС 1 ребенок вытеснял область головы, а из 68 человек с отрицательными эмоциями у 4,4% пациентов были выявлены сдвоенные негативные эмоции (вина и обида, злость и грусть, злость и обида).

Далее нами была проанализирована связь преобладающих эмоций, проецировавшихся до лечения на область таза - проблемной для обследованных детей, с имеющейся у них патологией. Установлено, что у детей ОГ с расстройствами МИ (90 человек) преобладающими эмоциями в тазобедренной области были: страх (22,2%) и обида (17,7%). Аналогичные эмоции превалировали у детей с изолированным энурезом (35 человек): страх (25,7%) и обида (20%). В то же время у 122 человек, имевших энурез в анамнезе, который протекал, как изолировано, так и в сочетании с другими расстройствами МИ и дефекации, ведущими эмоциями до лечения в области таза были обида (18,8%), вина (18%) и страх (16,4%). Ири первичном энурезе (35 человек) наиболее часто в области таза отмечались чувства страха (25,7%) и обиды (20%), а при вторичном (87 пациентов) - вины (19,5%) и обиды (18,4%). У пациентов с изолированным СНМ и СИМИ (14 человек) - в тазобедренной области рисунка человека чаще регистрировались страх (28,6%) и грусть (21,4%). Дети с СНФТО (63 ребенка) чаще других на область таза проецировали вину (27%) и обиду (19%).

У 90 детей из ОГ только с нарушениями МИ в области головы чаще проецировались вина (16,7%) и обида (15,5%), идентичные эмоции преобладали при изолированном энурезе (35 пациентов) - вина (20%), страх и обида (каждая по 14,3%). В целом, у детей с энурезом, протекавшим изолированно или в сочетании с нарушениями функции прямой кишки (122 ребенка), в области головы регистрировались разнонаправленные эмоции: вина (20,5%) и обида (17,2%), а также радость (18%). Если при первичном энурезе в области таза превалировали отрицательные эмоции, то в области головы отмечались разнонаправленные: вина (20%) и обида (14,3%), а также удовольствие (17,1%). У детей с вторичным энурезом в области головы, как и в области таза,

преобладали отрицательные эмоции - вина (19,5%) и обида (18,4%), однако в 18,4% случаев регистрировалось удовольствие. В области головы рисунка человека у пациентов с изолированным СНМ и СИМИ (14 человек) чаще встречались вина (35,7%) и грусть (21,4%).

Следующая проективная методика, которую мы использовали для психологического мониторинга детей ОГ и ГС, называлась «Несуществующее животное» (приложение № 3). В основу проективной методики «Несуществующее животное» положена теория психомоторной связи И.М. Сеченова, согласно которой всякий образ, всякое представление, возникающее в психике, а также любая тенденция, связанная с этим представлением, заканчивается движением (дословно: «Всякая мысль заканчивается движением»). Оценка психологического состояния пациентов проводится в данной методике по моторике доминантно рисующей правой руки - зафиксированной в виде графического следа, рисунка [70, 131]. Интерпретация результатов методики проводилась с помощью общих закономерностей психомоторной связи, отношения к пространству, а также теоретических норм работы с символами и символическими геометрическими фигурами. Так как тест «Несуществующее животное» является проективной методикой, то для статистической проверки или стандартизации результат исследования были представлены в описательной форме [6].

Методика «Несуществующее животное» была проведена всем детям ОГ (153 человека: 66 мальчиков и 87 девочек) и ГС (102 ребенка: 43 мальчиков и 59 девочек). Однако в связи с тем, что данный рисуночный тест исследует психологическое состояние по моторике доминантно рисующей правой руки, зафиксированной в виде рисунка, то для объективизации результатов исследования из него были исключены работы детей-левшей. В ОГ их было 4 человека (3 мальчика и 1 девочка), а в ГС - 3 ребенка (2 мальчика и 1 девочка). Таким образом, для проведения методики «Несуществующее животное» была сформирована ОГ, обозначаемая теперь ОГ1, состоявшая из 149 человек (63 мальчиков и 86 девочек), а также новая ГС (ГС1) - в которую вошли 99 пациентов (41 мальчик и 58 девочек). ОГ1 и ГС1 были статистически однородны по полу и возрасту, а также заболеваниям с ОГ и ГС (в каждом случае р > 0,1).

Интерпретация и анализ результатов проективного теста проводился согласно принятой схеме по 6 основным пунктам: общее впечатление от рисунка, семантическая интерпретация (положение рисунка на листе), графологические признаки, содержательные признаки, интерпретация сущности нарисованного, интерпретация названия животного.

Анализ полученных данных показал, что у 88 пациентов (59,1%*) из ОГ1 до лечения изображенное несуществующее животное выглядело угрожающе для окружающих, у 43 человек (28,8%**) - угрожающим для

самого испытуемого и в 10,7%^# случаев - нейтрально. Похожие результаты были получены в ГС1, где также изображение чаще угрожало окружающим (55,5%*) (*р = 0,6), а также самому пациенту (27,3%**) (**р = 0,8), при этой доля нейтральных изображений оставалась невысокой (18,2%^#) (^#р = 0,2). В тоже время в ОГ1, так и в ГС1 доля рисунков, на которых несуществующее животное выглядело бы позитивно (к окружающим и самому испытуемому) была минимальной - 1,3%^## и 2%^##, соответственно (^##р = 0,7). Таким образом, до проведения терапии в ОГ1 и ГС1 (в совокупности, 89,7% и 82,8%, соответственно, р = 0,1) без статистически значимых различий между собой преобладали рисунки несуществующего животного, которые выглядели угрожающе (в отношении, как окружающих, так и самого испытуемого), что свидетельствует об негативизации исходного эмоционального фона пациентов.

Согласно полученным результатам методики «Несуществующее животное», для 108 обследованных детей (72,5%) ОГ1 с расстройствами МИ и СНФТО была характерна низкая самооценка. Похожие результаты были получены нами в ГС1 до проведения терапии, в которой низкая самооценка в совокупности отмечалась у 69 пациентов (69,7%) (р > 0,6).

Анализ пространственно-символического аспекта графологических признаков рисунков показал, что дети из ОГ1 до лечения в 75,2% случаев изображали у несуществующего животного дополнительные элементы (чаще агрессивно-защитного характера: зубы, клыки, когти, шипы, рога и т.д.). У 8,7% пациентов ОГ1 на рисунке были представлены только необходимые элементы (голова, туловище, конечности, хвост), а оставшиеся 16,1% пациентов не рисовали какую-либо обязательную часть несуществующего животного. Подобная ситуация отмечалась и в ГС1, причем число детей в ней, изображавших дополнительные элементы рисунка (защитно-агрессивного свойства), номинально было выше и составило 82,8%, хотя и без статистически значимых различий с аналогичными данными ОГ1 -75,2% (р > 0,1). В 6,1% случаев дети из ГС1 изображали только необходимые элементы рисунка, а в 11,1% - не дорисовывали какой-либо обязательный элемент несуществующего животного. Таким образом, минимизация количества составных частей рисунка косвенно свидетельствует об астенизации организма, экономии необходимой жизненной энергии, на фоне течения хронического соматического (психосоматического) заболевания..

В ходе интерпретации идеомоторного аспекта графологических признаков рисунка было установлено, что в ОГ1 до проведения ФБУ-терапии «МИО» дети чаще осуществляли нажим на карандаш средней силы (81,9%) - вариант нормы, в 14,1% случаев нажимали сильно (признак тревожности и импульсивности), а в 4% - слабо (признак астенизации). Аналогичные результаты были получены в ГС1 (р > 0,1).

Анализ содержательных признаков рисунка «Несуществующее животное» показал, что центральную часть фигуры (голова или элемент ее заменяющий) изобразили все 149 обследуемых пациентов ОГ1 и 99 - из ГС1. В подавляющем большинстве случаев дети из ОГ1 изображали одноголовых несуществующих животных (96,6%), реже - двухголовых (2%) и трехголовых (1,3%) существ. При этом две или три головы на рисунках имели одинаковое направление (строго направо или налево). Аналогичная картина отмечалась в ГС1 (в каждом случае р > 0,1). Установлено, что 122 ребенка (81,9%) из ОГ1 с расстройствами МИ и СНФТО изобразили

голову, повернутую налево (тенденция к рефлексии, к многочисленным, часто непродуктивным, размышлениям, фантазированию; признак страха и нерешительности), с преобладанием девочек над мальчиками в 1,4 раза (р = 0,01). Ири этом среди данной группы детей до лечения в области таза и головы рисунка человека «Волшебная страна чувств» преобладали негативные эмоции (вина и обида) (r = 0,7). На рисунках 20 детей (13,4%) голова животного была направлена направо (устойчивая тенденция к продуктивной деятельности; признак воли и решительности), соотношение мальчиков и девочек 1:1 (р > 0,1). Иричем, это были дети, проецировавшие на область таза (70,6%) и головы (46,1%) рисунка методики «Волшебная страна чувств» положительные эмоции (радость, удовольствие, интерес). Иоложение головы несуществующего животного «анфас» было диагностировано у 7 пациентов (4,7%), что свидетельствует об эгоцентризме, обидчивости, прямоте и бескомпромиссности, но служащей не для агрессии к окружающим, а для защиты внутреннего пространства личности.

Элемент головы несуществующего животного глаза нарисовали 149 человек из ОГ1 и 98 детей из ГС1. Ири этом в ОГ1 до курса ФБУ-терапии 53 ребенка (35,6%) изобразили глаза без детализации и проработки, а 71 пациент (47,6%), наоборот, с прорисовкой зрачка (радужки), символизирующих переживание человеком страха. В обоих случаях это были дети с патологией МИ и СНФТО, соотношение мальчиков и девочек составляло 1:1 (р > 0,1). Глаза с прорисованными ресницами изобразили 25 пациентов (16,8%), что является признаком истероидно-демостративной манеры поведения, заинтересованности в позитивном одобрении со стороны окружающих и чрезмерной болтливости. В данной группе девочки в 5,2 раза преобладали над мальчиками (р < 0,01).

Уши нарисовали 26 пациентов (17,4%), что символизирует значимость для них информации о себе. Рот у несуществующего животного изобразили 96 детей (64,4%) ОГ1, в 44,8%^[1] из них рот сочетался с острыми зубами (клыками), что свидетельствует о наличии у испытуемых вербальной агрессии, чаще всего защитного характера. На 26 рисунках (27,1%^[2]) рот был открыт и заштрихован, без прорисовки губ и языка, что свидетельствует о легкости возникновения недоверия, страхов, опасения, необоснованного волнения и переживаний, о наличии у испытуемого боязливости, тревожности. 15,6% детей нарисовали приоткрытый рот в сочетании с языком, но без губ, трактующийся как большая речевая активность испытуемого, порой чрезмерная (болтливость). Ириоткрытый рот с прорисовкой губ (с языком или без него), свидетельствующий о чувственности испытуемых, был изображен на 12,5% рисунков. В ГС1 до лечения рот с клыками (зубами) присутствовал на 35,4%* рисунков (*р = 0,3), заштрихованный рот (без прорисовки губ и языка) - на 25,3%** изображений (**р = 0,1).

Дополнительные элементы на голове (рога, острые антенны, шипы, иглы) до лечения нарисовали 78 пациентов (52,3%^#) ОГ1. Они служат внешней защитой от опасностей окружающего мира и одним из признаков повышенной тревожности испытуемых. Шерсть, гриву, человеческие волосы или подобие прически (признак

чувственности, подчеркивании своего пола) изобразили 22 ребенка (14,8%), с преобладанием в 4,5 раза девочек над мальчиками (р < 0,01). До лечения в ГС1 как и в ОГ1 преобладали рисунки (62,6%) с элементами агрессии и защиты, расположенные на голове.

До лечения основание фигуры несуществующего животного (ноги, лапы), как признак уверенности в

изобразили 125 испытуемых (83,9%) из ОГ1 и 86 обследуемых детей из ОГ1 и 13,1% из ГС1 основание фигуры несуществующего животного отсутствовало, что свидетельствует о неуверенности в себе и является признаком нерациональности, импульсивности в принятии ответственных решений (р = 0,5). В ОГ1 до лечения большое (массивное) основание фигуры несуществующего животного, свидетельствующее об основательности испытуемого, рациональном подходе к принятию решений, формирования суждений и выводов, изобразили 43,6%* пациентов, а маленькое основание фигуры (склонность к поверхностным суждениям, легкомыслию в выводах) - 40,3% детей. В ГС1 до курса медикаментозной терапии были получены похожие результаты: большое основание фигуры животного изобразили 45,5%* испытуемых (*р = 0,8), а маленькое - 41,4%** детей (**р = 0,7). Таким образом, у детей ОГ1 и ГС1 до лечения отмечалось статистически достоверное преобладание различных страхов и неуверенности в себе (в каждом случае р > 0,1).

Конечности, как символ коммуникативной сферы личности, на рисунках несуществующего животного до лечения изобразили 94 пациента (63,1%) ОГ1 и 73 ребенка (73,7%) ГС1 с нарушениями МИ и СНФТО, р = 0,07. Причем, как в ОГ1, так и в ГС1 дети изображали только четное число конечностей (две, четыре). Согласно полученным данным, в ОГ1 лидировало изображение конечностей в виде рук (54,4%*), на втором месте шли крылья (5,4%**), а затем - щупальца (3,3%^#). При этом щупальца чаще изображали дети с расстройствами МИ, а крылья - с СНФТО (в обоих случаях р > 0,1). В ГС1 до лечения также на первом песте находилось изображение конечностей в виде рук (56,5%*) (*р = 0,7), однако щупальца, в отличие от ОГ1 в ГС1, дети статистически достоверно рисовали чаще (10,1%^#) (^#р = 0,03), а крылья - почти в таком же количестве (4,7%**) (**р = 0,8). Следует подчеркнуть, что до лечения как в ОГ1, так и в ГС1 часть детей конечности не изображали: 55 человек (36,9%) и 28 пациентов (28,3%), соответственно (р > 0,1). Следует отметить, что 91 ребенок (61,1%) из ОГ1 и 69 детей (69,7%^##) из ГС1 до лечения изображали конечности несуществующего животного с когтями (лезвиями, шипами или элементами их замещающими), характеризующимися как элементы защиты и агрессии (р = 0,2). Таким образом, у детей из ОГ1 и ГС1 до лечения преобладали элементы защиты и агрессии на фоне хорошо развитой коммуникативной сферы.

111 человек (74,5%*) из ОГ1 до лечения нарисовали у несуществующего животного хвосты. В ГС1 до терапии хвосты были изображены на 82,8%* рисунков (*р = 0,1). Анализ полученных данных показал, что среди рисунков несуществующих животных у пациентов ОГ1 до лечения преобладали существа с одним хвостом (89,2%), направленным чаще направо и вниз (61,3%*), свидетельствующее об отрицательном отношении испытуемых к своим внешним проявлениям (действиям, поступкам, поведению, состоянию здоровья и недостаткам). В остальных 43 случаях (38,7%*) (*р < 0,01) хвост был направлен: налево и вверх

(17,1%), что интерпретируется как позитивное отношение обследуемых к своим внутренним формам деятельности, направо и вверх (11,7%) - как положительное отношение к поступкам, поведению, состоянию здоровья, а также налево и вниз (9,9%) - как негативное отношение к своим мыслям переживаниям, решениям. Таким образом, негативизация эмоционального фона обследуемых по элементу фигуры «Хвост, обращенный вниз», вне зависимости от его направленности (направо или налево: внешние или внутренние формы) до лечения была диагностирована у 79 человек (53,5%**)^[3] из ОГ1. Позитивный эмоциональный фон по элементу фигуры несуществующего животного «Хвост» в ОГ1 до лечения был выявлен лишь у 32 детей (21,5%)^[4]. Подобная ситуация наблюдалась до проведения терапии в ГС1, в которой негативизация эмоционального фона по элементу «Хвост» отмечалась у 61,6%**^[5] пациентов (**р = 0,2), а положительная окраска эмоций - лишь у 19,2%^[6] детей. Таким образом, элемент несуществующего животного «Хвост» статистически достоверно отразил негативизацию общего эмоционального фона детей ОГ1 и ГС1 до лечения.

Важную информацию о психологических особенностях обследуемых детей несут данные, полученные при оценке контуров рисунка. Так, 123 пациента (82,5%*) ОГ1 до лечения дополняли контуры рисунка наличием выступов (острых углов, шипов, игл), щитов (панциря), использовали двойные линий в контурах, а также сознательно «запачкивали» части изображения. В ГС1 аналогичные особенности рисунков отмечались у 78,8% детей (*р = 0,5). Затемнение, «запачкивание» контуров рисунка, свидетельствующее о высоком уровне страха, наблюдалось у 36,9% детей ОГ1 и 39,4% пациентов ГС1 (р = 0,7), соответственно. Достаточно часто дети из ОГ1 и ГС1 изображали острые углы (агрессивная защита от окружающих) в 26,1% и 21,2% случаев (р = 0,6), щиты (панцири), двойные линии (признак подозрительности и недоверчивости) в 21,4% и 18,2% случаев (р = 0,5), соответственно. Следует отметить, что у детей с расстройствами МИ и СНФТО из ОГ1 и ГС1 в 91,6% и 90,5% (р = 0,8), соответственно, превалировали признаки защиты, обращенные вниз, то есть направленные против насмешек, непризнания, отсутствия авторитета у окружающих, страха осуждения. Таким образом, у детей ОГ1 и ГС1 до лечения отмечался высокий уровень тревоги, тревожности и страха, также преобладали подозрительность и недоверчивость.

Названия, которые присваивали дети несуществующим животным, идентифицируют характерологические особенности их личности. Для систематизации результатов наименования изображений были разделены на 6 основных групп: 1) сочетающие соединение смысловых частей рисунка (например, «слонокрокозаяц», «котопесозмей», «ухоногий птицетигр», «козлоногий двукрылолев» и т.д.), которые свидетельствуют о рациональности, прагматизме, реалистичности, ориентации на реальные проблемы; 2) словосочетания с книжно-научными элементами, порой с использованием иностранных (латинских) слов, суффиксов и окончаний (например, «человекообразная гигантская муха», «рэбит-квадролапитус», «хомякус чешуйчатокрылый», «змеепожиратус», «крылолапозавр» и т.п.) - признак демонстративности (собственного

разума, интеллекта, знаний), акцентированности на деталях; 3) поверхностно-звуковые названия, формируемые без всякого осмысления, часто никак не относящиеся к изображению (например, «кокот», «лялипотамчик», «бабушкина радость», «мурчалово» и т.п.) - свидетельствуют о легкомысленном отношении к окружающему, неумение учитывать сигнал опасности, наличие аффективных критериев в основе мышления, перевесе эстетических элементов в суждениях над рациональными; 4) наименования с банально-повторяющимися элементами (например, «мимилюся», «бебекало», «ляляша», «мамасяся» и т.п.) - признак незрелости, инфантилизации личности (инфантилизма); 5) ироническо-юмористические названия, в том числе с элементами самоиронии, (например, «двуногий ароматный свиноскунс», «двукрылая черепаха-сороконожка», «энурезный динозавр» и т.п.) - признак иронически-снисходительного отношения к окружающим и своему состоянию; 6) при склонности к фантазированию, часто защитного порядка, формируются громоздкие трудновыговариеваемые названия (например, «китонихатитошипозябромук»,

«зубоскаловертихвостопрыгошмяк», «контригулицевапрерогульзяво-шницедемоканащук» и т.п.).

Согласно результатам исследования, у детей 7-10 лет (90 человек) из ОГ1 с патологией МИ и СНФТО до лечения превалировали названия несуществующих животных с банально-повторяющимися элементами - 34,4% (признак незрелости, инфантилизации личности), несколько реже отмечались поверхностно-звуковые наименования, порой не относящиеся к сути изображенного - 26,7% (признак легкомысленного отношении к окружающему, игнорирования сигналов опасности, преобладания эстетических элементов в суждениях над рациональными). Иациенты 11-14 лет (44 человека) чаще давали несуществующему животному громоздкие, трудновыговариеваемые названия - 34,1% (признак развитого фантазирования, чаще защитного характера). На втором месте по частоте встречаемости в данной возрастной группе были наименования рисунков с применением книжно-научных элементов, латинских суффиксов и окончаний - 29,5% (признак демонстративности, акцентирования внимания на своих интеллектуальных и умственных способностях, сосредоточения на деталях). Обследуемые в возрасте 15-18 лет (15 человек) чаще называли несуществующее животное путем соединения смысловых частей рисунка - 46,7% (признак рациональности, прагматизма, ориентации на реальные проблемы). Несколько реже в данной возрастной группе дети давали книжно-научные и латинские названия - 33,3%. Аналогичные результаты были получены у детей из ГС1 до лечения (р > 0,1).

Была установлена прямая сильная связь между названием несуществующего животного и возрастом испытуемых: чем старше были дети, тем точнее и осмысленнее они формулировали наименование нарисованного (r = 0,84). Иолученные данные подтверждают предположение, что название несуществующего животного свидетельствует не только о характерологических особенностях личности испытуемых, но и об их интеллектуальных способностях и когнитивных возможностях, динамически изменяющихся в возрастном аспекте. Иодводя итог вышеизложенному, следует отметить, что рисунки детей из ОГ1 и ГС1 с расстройствами МИ и СНФТО до проведения лечения достоверно чаще сигнализировали о наличии у них страха и тревожности (в каждом случае р > 0,1).

Для оценки внутрисемейных отношений у детей с расстройствами МИ и СНФТО нами была использована проективная методика «Кинетический рисунок семьи» (она же - «Рисунок семьи»). В ее основе лежит анализ и интерпретация рисунков (приложение № 4). Принимая во внимание схожие условия выполнения данной методики и проективного теста «Несуществующее животное» - исследование состояния психики по моторике доминантно рисующей правой руки, зафиксированной в виде изображения, для объективизации результатов тестирования в него не входили рисунки пациентов-левшей. Таким образом, в проективной методике «Кинетический рисунок семьи» приняли участие 149 детей ОГ1 и 99 человек ГС1. ОГ и ОГ1, ГС и ГС1 - были статистически однородными по полу и возрасту (в каждом случае р > 0,1).

Для объективизации результатов исследования, все рисунки обследованных детей были разделены на 5 основных групп (2 последних - на 2 подгруппы). В первую вошли рисунки, на которых вообще не было людей или нарисованные люди не относились к семье испытуемого: признак неких травматических переживаний, связанных с семьей (ее вытеснение), одиночества, отверженности и покинутости, высокого уровня тревожности. Вторую группу составили рисунки, на которых дети изображали исключительно себя (без членов семьи), что свидетельствует об отсутствии единения, сплоченности, чувства общности в семье, а также об истероидных чертах характера и о наличии эгоцентричности (при чрезмерном дополнении своего образа различными деталями и аксессуарами и/или значительном увеличении его размеров). В тоже время это может свидетельствовать об отверженности и покинутости, если испытуемый украшает свой образ на рисунке большим количеством деталей, аксессуаров, а также об аутических тенденциях (при малой величине рисунка и окружающим его негативном эмоциональном фоне). К третьей группе были отнесены изображения, на которых была нарисована семья, но без ребенка (испытуемого) в ней, что является признаком семейного (эмоционального) неблагополучия, отсутствие чувства общности в семье, единения и сплоченности. В четвертую группу вошли изображения, на которых была нарисована семья в полном составе. Полный состав семьи подразумевает под собой изображение ребенком родных братьев и сестер, матери и отца, бабушек и дедушек (при их наличии). Данная группа была разделена на две подгруппы в зависимости от того, как были нарисованы члены семьи: сплоченными или разобщенными между собой. Следует отметить, что изображение семьи в полном составе, когда ее члены сплочены (заняты одним делом, соединены между собой руками и т.д.) свидетельствует об эмоциональном благополучии в семье, о позитивном отношении членов семьи к ребенку и между собой. Изображение членов одной семьи разобщенными между собой, удаленными друг от друга на большом расстоянии, с какими-либо предметами между ними или когда каждый занят сугубо своим делом (папа смотрит телевизор, мама готовит/стирает/гладит белье, дедушка читает, бабушка вяжет и проч.) является признаком эмоционального неблагополучия в семье. К пятой группе были отнесены рисунки, на которых отмечалось увеличение состава семьи за счет включения в нее дополнительных персонажей (друзей, зверей, сказочных героев, умерших родственников и т.д.). Она также как и предыдущая группа была разделена на две подгруппы в зависимости от сплоченности и разобщенности изображенных членов семьи. Увеличение на рисунке состава семьи является признаком неудовлетворенности психологической потребности ребенка в

кооперативных равноправных связях (недостаток общения с ребенком того же возраста, желание иметь родного брата или родную сестру). Также это свидетельствует о желании быть в обществе других людей, занимать родительскую, охраняюще-руководящую позицию по отношению к другим детям (в тех случаях, когда в состав семьи введено животное или птица), иметь человека, который может удовлетворить стремление к близкому эмоциональному контакту, а может быть символом разрушения целостности семьи, признаком мести родителям за ощущения отверженности и ненужности.

Согласно полученным данным, среди 26,2% детей из ОГ1 до лечения превалировали рисунки семьи, в которой дети не изображали себя (признак семейного эмоционального неблагополучия, отсутствие общности в семье, сплоченности и единения). В 18,1% случаев дети изображали семью, состав которой был увеличен (за счет посторонних персонажей), члены которой были разобщены между собой. Игнорировали изображение семьи 12,7% испытуемых. В результате, в ОГ1 до лечения превалировали рисунки (83,9%*), отражающие негативный эмоциональный фон в семье и отсутствие тесных кооперативных эмоционально позитивных связей между ее членами. Аналогичные результаты были получены до курса терапии в ГС1 (91,2%*) (*р = 0,1). Таким образом, в рисунках, с одной стороны, отмечалась стойкая тенденция, символизирующая чувство одиночества у детей, их отверженность и ненужность, непонимание их состояния (заболевания) семьей, а также разобщение и непонимание между членами семьи, а с другой - невербальный призыв к взрослым о помощи (обратите на меня внимание, я одинок, я остался один на один со своей болезнью). Аналогичные результаты были получены в ГС1 (в каждом случае р > 0,1). Также среди рисунков детей из ГС1 отмечался негативный эмоциональный фон с превалированием игнорирования ребенком семьи, так и семьей ребенка, с высокой степенью разобщения между ее членами: изображение людей, не имеющих отношения к семье ребенка (испытуемого), составило 19,2%, пациента без его семьи - с 14,1%, семьи без ребенка (испытуемого) - 23,2%, увеличение на рисунке состава семьи, путем включения в нее дополнительных персонажей, с разобщенными между собой ее членами - 21,2%. Изображение семьи в полном составе со сплоченными ее членами было диагностировано лишь в 6,1% случаев, а увеличение состава семьи, путем включения в нее дополнительных персонажей, когда ее члены сплочены - также 6,1%.

Для выполнения психологического тестирования с целью определения уровня тревожности (УТ) как важного показателя психологических особенностей детей до лечения, из состава пациентов ОГ 7-14 лет была сформирована 1-я группа испытуемых (137 человек: 43,1% мальчиков и 56,9% девочек), из которых 56,2% были с патологией МИ (среди них 41,5% с изолированным энурезом), а 43,8% - с СНФТО. Полученная 1-я группа была статистически однородной ОГ (р = 0,6). Для контроля результатов исследования из детей 7-14 лет ГС была создана 2-я группа, состоявшая из 91 человека (41,8% мальчиков и 58,2% девочек), страдавших в 56% случаев расстройствами МИ (из которых у 41,2% пациентов отмечался изолированный энурез) и в 44% случаев - СНФТО. 2-я группа также была статистически однородна с ГС (р = 0,8). 1-я и 2-я группа детей были статистически однородны между собой (р > 0,1).

Определение тревожности как устойчивого образования у детей 7-10 лет проводилось с помощью «I Шкалы явной тревожности для детей» (The Children's Form of Manifest Anxiety Scale - CMAS), разработанной в 1956 г. американскими психологами A. Castaneda, B. R. McCandless, D. S. Palermo. Для нашей страны детский вариант шкалы определения явной тревожности был адаптирован в 1991-93 гг. А.М. Ирихожан (приложение № 5). Данная шкала включает в себя 53 вопроса (42 основных и 11 контрольных), соответствующие клиническому представлению о тревожности как генерализованном хроническом переживании психического или соматического напряжения, которое проявляется раздражительностью, усталостью, нетерпеливостью, появлением страха и сильного беспокойства даже по незначительным поводам или без них [165, 166].

Диагностика УТ у детей 11-14 лет проводилась с помощью «Шкалы определения личностной тревожности» (приложение № 6), которая также была разработана отечественным психологом А.М. Ирихожан (1980-83 гг.). В ее основу была положена «Шкала социально-ситуативного страха, тревоги» О. Кондаша. Шкала А.М. Ирихожан универсальна, так как она, с одной стороны, четко выделяет области жизни, которые вызывают тревогу, а с другой - не зависит от умения ребенка распознавать и при необходимости маскировать свои чувства и переживания. В зависимости от возраста испытуемого методика проводилась по одной из двух форм: «А», предназначенной для детей 10-12 лет, и «Б» - для пациентов 13-16 лет, каждая из которых содержала 40 вопросов. Иосле тестирования полученные «сырые» баллы были переведены в стены с последующим определением УТ (низкий, нормальный, несколько повышенный, явно повышенный и очень высокий). Низкий, нормальный и несколько повышенный уровни тревожности (УТ) психологи интерпретируют как физиологическое психоэмоциональное состояние, помогающее человеку приспособиться к быстро меняющимся условиям окружающей среды (социума), полноценно и гармонично развиваться. Явно повышенный и очень высокий УТ они относят к деструктивным состояниям, которые негативно воздействуют на психику и соматическое здоровье индивида и требуют коррекции [131, 166].

Анализ полученных результатов показал, что у детей 1-й группы до курса ФБУ-терапии преобладали явно повышенный и очень высокий УТ, диагностированные у 73% пациентов. Аналогичные результаты до лечения были получены и во 2-й группе - 69,2% (р = 0,5). Ири этом низкий, нормальный и несколько повышенный УТ в 1-й и во 2-й группах отмечались у 27% и 30,8% пациентов, соответственно (р = 0,5). Была установлена четкая корреляционная связь между УТ и характером патологии у пациентов. Так, при нарушениях МИ в 2 раза чаще регистрировался явно повышенный УТ, чем очень высокий УТ (r = 0,43, р = 0,01). Иодобная ситуация наблюдалась при изолированном энурезе, когда явно повышенный УТ преобладал над очень высоким УТ в 2,8 раза (р < 0,05). В то же время при СНФТО достоверно чаще регистрировался очень высокий УТ, преобладавший над явно повышенным УТ в 2,1 раза (r = 0,52, р < 0,01). Следовательно, при СНФТО УТ был достоверно выше, чем при нарушениях МИ и изолированном энурезе. Таким образом, определялась четкая взаимосвязь между количеством патологий, которыми страдал ребенок, и УТ, то есть чем больше нарушений МИ и дефекации отмечалось у ребенка, тем выше был УТ и как следствие выше был уровень невротизации пациента (r = 0,84).

Исследование уровня притязаний (УП) и уровня самооценки (УС) по Дембо-Рубинштейн в модификации А.М. Прихожан (она же - «Лесенка») выполнялось нами с помощью бланковых методик (приложение № 8). Методика включает в себя семь шкал «Здоровье», «Ум, способности», «Характер», «Авторитет у сверстников», «Умение многое делать своими руками, умелые руки», «Внешность» и «Уверенность в себе», расположенные на бланке исследования последовательно в виде семи вертикальных линий. Во время тестирования испытуемому на вертикальных линиях (шкалах) необходимо отметить уровень развития у него вышеперечисленных качеств (показатель самооценки), а также желаемый уровень этих качеств (уровень притязаний). Каждый испытуемый заполняет индивидуальный бланк. Учитывая особенности восприятия детей дошкольного и младшего школьного возраста, у них шкала оценок может быть представлена в виде лесенки (отсюда и второе название методики - «Лесенка») на ступенях которой в игровой форме ребенок отмечает УП и УС. Как и при определении УТ, оценка УП и УС до лечения проводилось у детей 1-й группы (137 человек) и 2-й группы (91 ребенок). 1-я и 2-я группы были статистически однородны с ОГ и ГС, соответственно, а также между собой (в каждом случае р > 0,1).

Согласно полученным данным, УП у детей 1-й группы до лечения в среднем составил 42,5 ± 11,6 балла, что расценивалось как низкий показатель (менее 60 баллов) - индикатор крайне неблагоприятного развития личности. Было установлено, что половые различия в УП у мальчиков (41,3 ± 11,6* балла) и у девочек (43,4 ± 11,6** балла) отсутствуют (р = 0,3). В возрастном аспекте у детей 7-10 лет (91 человек) УП (41,2 ± 11,7^# балла) статистически достоверно не отличался от УП (45,1 ± 11,3^## балла) у пациентов 11-14 лет (46 человек) (р = 0,1). Однако статистически достоверно было установлено, что в 1-й группе детей УП зависел от вида патологии, которой страдал пациент. Так, УП (37,5 ± 12,2 балла) у детей с СНФТО (60 человек) был достоверно ниже, чем УП (46,4 ± 9,5 балла) у пациентов с нарушениями МИ (77 человек) (р < 0,001), что коррелирует с УТ в зависимости от вида расстройств МИ и дефекации (r = 0,74 и r = 0,78, соответственно). В результате, у детей СНФТО, в отличие от расстройств МИ, протекают с более выраженными психологическими нарушениями в виде высокого значения УТ и низкого УП.

Похожие результаты до лечения были получены и во 2-й группе пациентов (91 человек). Так, средний УП у детей 2-й группы составил 42 ± 10,9 балла, расценивался как низкий показатель. Как и в 1-й группе это свидетельствовало о крайне неблагоприятном развитии личности испытуемых. Полученный результат не имел статистически достоверных различий с УП (42,5 ± 11,6 балла) в 1-й группе испытуемых (р = 0,7). Во 2-й группе обследуемых также половых различий в УП между мальчиками (38 человек), у которых он составил 40,9 ± 9* баллов (*р > 0,1), и девочками (53 ребенка), у которых он составил 42,8 ± 12** баллов (**р > 0,1) не выявлено (р = 0,4). Не отмечалось во 2-й группе детей и возрастных различий в их УП: у детей 7-10 лет (58 человек) он составил 40,7 ± 11,2^# балла (^#р = 0,5), а у пациентов 11-14 лет (33 ребенка) - 44,3 ± 9,9 балла^## (^##р = 0,1) (р > 0,1). Однако были подтверждены ранее установленные зависмости между УП и характером патологии, диагностированной у пациентов. Так у детей 2-й группы с СНФТО (40 человек) УП (37,2 ± 12 баллов) был достоверно меньше, чем УП (45,8 ± 8,2 балла) у пациентов только с нарушениями МИ (51 ребенок) (р < 0,01).

Анализ качественных характеристик УП в 1-й и во 2-й группе обследуемых детей до проведения терапии показал превалирование пациентов с низким УП (0-59 баллов) - 124 человека (90,5%) и 84 пациента (92,3%), соответственно (р = 0,6). Реалистический УП как в 1-й, так и во 2-й группе встречался у минимального числа детей - 13 человек (9,5%) и 7 человека (7,7%), соответственно (р = 0,6). Таким образом, у детей 1-й и 2-й группы до лечения диагностированы низкие значения УП, что свидетельствует о крайне неблагоприятном психоэмоциональном фоне течения у них нарушений МИ и СНФТО. При этом УП у детей с СНФТО был достоверно ниже, чем УП у пациентов с расстройствами МИ.

Установлено, что УС у детей 1-й группы до лечения в среднем составил 31,2 ± 11,1 балла, что расценивалось как заниженная самооценка (недооценка себя и своих возможностей) и свидетельствовало о крайне неблагополучном развитии личности. При этом половых различий в УС у мальчиков (31 ± 10,8* балла) и у девочек (31,4 ± 11,5** балла) не было (р = 0,8). У обследованных детей не выявлено и возрастных различий в УС: у пациентов 7-10 лет (91 человек) УС (31,2 ± 11^# баллов) статистически достоверно не отличался от УС (31,2 ± 11,7^## балла) у пациентов 11-14 лет (46 человек) (р > 0,1). В отличие от УП, УС в 1-й группе детей не зависел от вида имевшейся патологии: УС (31,7 ± 10,6 балла) при нарушении МИ (n = 77) статистически достоверно не отличался от УС (30,6 ± 11,8 балла) при СНФТО (n = 60) и в обоих случаях имел низкие значения (р = 0,6).

УС у детей 2-й группы до лечения статистически достоверно не отличался от такового у детей 1-й группы до проведения сеансов ФБУ. Средний УС у пациентов 2-й группы - 29,8 ± 12,1 балла, соответствовал низкому показателю, что также свидетельствовало о крайне неблагоприятном развитии личности испытуемых. Полученный результат статистически достоверно не отличался от такового (31,2 ± 11,1 балла) в 1-й группе обследованных детей (р = 0,4). Половых различий в УС между мальчиками (29,6 ± 12,7* балла, n = 38 (*р = 0,6)) и девочками (30 ± 11,7** балла, n = 53 (**р = 0,5)) во 2-й группе также не отмечалось (р = 0,8). Во 2-й группе пациентов отсутствовали и возрастные различия: УС у детей 7-10 лет (58 человек) составил 30,1 ± 11,3^# балла (^#р = 0,5), а у пациентов 11-14 лет (33 ребенка) - 29,4 ± 11,5 балла^## (^##р = 0,5) (р = 0,8). УС во 2-й группе также не зависел от характера патологии: у пациентов с расстройствами МИ (n = 51) он (29,6 ± 11,7 балла) статистически достоверно не отличался от такового (30,1 ± 12,6 балла) у детей с СНФТО (n = 40) (р = 0,8). Анализ качественных характеристик УС показал, что в 1-й и во 2-й группе пациентов до лечения достоверно чаще встречались дети с низким УС (0-44 баллов) - 122 ребенка (89%) и 78 детей (85,7%), соответственно (р = 0,4). При этом реалистический УС и в 1-й и во 2-й группе отмечался лишь у небольшого числа пациентов - 15 детей (10,9%) и 14 детей (15,3%), соответственно (р = 0,3). Таким образом, у детей 1-й и 2-й группы до лечения отмечались низкие значения УС, что в совокупности с низкими значениями УП, также свидетельствует о течении нарушений МИ и СНФТО на крайне неблагоприятном психоэмоциональном фоне.

В комплексном анализе психоэмоциональных особенностей детей с расстройствами МИ и СНФТО нами проводилась оценка родительского отношения к ребенку. С этой целью была использована методика диагностики родительских отношений Варга-Столина, также относящейся к бланковой методике, включающей в себя 5 шкал и 61 вопрос (приложение № 9). Данная методика является удобным и информативным

психодиагностическим инструментом, который служит для определения родительского отношения (ОРО) к ребенку, то есть главенствующего стиля родительского воспитания. Родительское отношение (стиль воспитания) - это система, проявляемых по отношению к ребенку, определенных поведенческих стереотипов, используемых в общении с ним, особенностей восприятия и понимания его характера, личности и поступков. На стиль воспитания оказывают влияние многие факторы, важнейшими из которых являются возраст и характерологические особенности родителей, их уровень образования, уровень медицинских и педагогических знаний, состав семьи (полная или нет), стиль воспитания, который был принят в семьях родителей, когда они были детьми, а также наличие заболеваний у ребенка [42, 188, 189].

ОРО к ребенку до лечения проводилась у матерей детей 1-й группы (137 пациентов, 43,1% мальчиков и 56,9% девочек), которым проводилась ФБУ-терапия в режиме ЭМГ, и у матерей пациентов 2-й группы (80 человек, 40% мальчиков и 60% девочек), получавших медикаментозное лечение. 1-я и 2-я группы детей были статистически однородны с ОГ и ГС, соответственно, а также между собой (в обоих случаях р > 0,05). Возраст матерей детей 1-й группы колебался от 25 до 50 лет, составляя в среднем 35,7 ± 5,7 года, у матерей пациентов 2-й группы возраст находился в диапазоне от 23 до 51 года, в среднем 34,9 ± 6,4 года (р = 0,3).

Иервой шкалой методики ОРО является шкала № 1 - «Иринятие-отвержение», которая отражает интегральное эмоциональное отношение к ребенку. Один полюс этой шкалы составляют родители, которые воспринимают своего ребенка таким, какой он есть, а другой - родители, воспринимающие своего ребенка плохим, неудачливым, ни к чему не приспособленным, неспособным достичь успеха в жизни из-за неусидчивости, небольшого ума и плохих наклонностей. Отвержение ребенка может проявляться не только жестким контролем, но и полным равнодушием, пренебрежением к его потребностям и желаниям [45, 188, 189].

Согласно полученным данным шкалы № 1 теста ОРО, отражающей интегральное эмоциональное отношение к ребенку, принятие или отвержение матерью собственного ребенка в 1-й группе детей до лечения зависело от его возраста, пола и протекающего у него заболевания. Так, статистически достоверно установлено, что в возрасте 11-14 лет (46 человек) матери в 1,7 раза чаще отвергали детей (63,1%**), чем принимали их такими, какими они есть (36,9%**) (р = 0,014), при этом в возрасте 7-10 лет отвержение (51,7%*) и принятие (48,3%*) не отличались друг от друга (р = 0,6). В гендерном аспекте мальчиков матери отвергали (64,4%^#) чаще, чем принимали (35,6%^#) в 1,8 раза (р = 0,002), однако девочек матери принимали (51,3%^##) и отвергали (48,7%^##) одинаково без статистически значимых различий между собой (р = 0,7). Следует отметить, что на принятие или отвержение ребенка влиял вид патологии, которой страдал пациент: детей с нарушениями МИ матери в 1,7 раза чаще принимали (63,6%), чем отвергали (36,4%) (р < 0,001), а детей с СНФТО - наоборот, в 4 раза чаще отвергали (80%), чем принимали (20%) такими, какие они есть (р < 0,001). Таким образом, среди детей 1-й группы до лечения больший психологический дискомфорт в семье испытывали мальчики 11-14 лет с СНФТО.

Результаты, полученные нами у пациентов 2-й группы до лечения, согласовались с таковыми у детей из 1-й группы (р > 0,1). Так, в возрасте 11-14 лет (34 ребенка) в 1,8 раза чаще матери отвергали своих детей (64,7%),

чем принимали их такими, какими они есть (35,3%) (р = 0,02), однако детей 7-10 лет (46 человек), они отвергали (52,2%) и принимали (47,8%) одинаково (р = 0,7). Как и в 1-й группе во 2-й группе детей мужского пола в 1,9 раза чаще матери отвергали (65,6%), чем принимали (34,4%) (р = 0,01). При этом детей женского пола матери отвергали (52,1%) и принимали (47,9%) одинаково без статистически значимых различий между собой (р = 0,7). Во 2-й группе до лечения детей с расстройствами МИ в 1,6 раза чаще матери принимали (62,2%), чем отвергали (37,8%) (р = 0,02), детей с СНФТО в 3,4 раза чаще отвергали (77,1%), чем принимали (22,9%) такими, какие они есть (р < 0,001). Таким образом, и среди пациентов 2-й группы до лечения наиболее выраженному психологическому дискомфорту в семье подвергались мальчики 11-14 лет с СНФТО.

Нами проанализировано «принятие-отвержение» матерями детей в зависимости от состава семьи (полная/неполная) и возраста пациентов. Детей из неполных семей (20 человек), где воспитанием занималась только мать, эти матери чаще отвергали (75%), чем принимали (25%) (р = 0,003), что согласуется с данными источников литературы [45, 188, 189]. Однако, в отличие от данных литературы, в неполных семьях статистически достоверных различий в принятии или отвержении матерями детей в зависимости от возраста и пола не установлено (р > 0,1), то есть в неполных семьях матери одинаково часто отвергали и мальчиков и девочек как возрасте 7-10 лет, так и подростков.

Детей из полных семей (117 человек) матери с одинаковой частотой принимали (47,9%) и отвергали (52,1%) (р = 0,5). Однако были выявлены различия в гендерном аспекте, мальчиков (n = 50) из полных семей матери в 1,8 раза чаще отвергали (64%), чем принимали (36%) (р = 0,03), в то время как девочек (n = 67),матери принимали (56,7%) и отвергали (43,2%) без статистически значимых различий между собой (р > 0,1). Следует отметить, что статистически достоверных различий в принятии или отвержении матерями детей в зависимости от возраста не установлено (р > 0,1).

Стиль воспитания, преобладающий в семье, определялся путем тестирования матерей с помощью ОРО по 4 шкалам (№ 2 «Кооперация», № 3 «Симбиоз», № 4 «Авторитарная гиперсоциализация» и № 5 «Маленький неудачник»), ведущей из которых признавалась та, по которой было получено максимальное количество положительных ответов. Положительные ответы переводились в «сырые» баллы, каждому из которых в зависимости от шкалы соответствовал свой перцентильный ранг (Приложение № 8).

Согласно полученным данным, до лечения в 1-й группе пациентов (137 человек) родители реализовывали различные стили воспитания, среди которых превалировали инфантилизирующий и симбиотический стили, составившие в совокупности 59,8%* (р < 0,001). Так, по результаты теста ОРО матерей пациентов 1-й группы были распределены следующим образом: преобладала шкала № 5 «Маленький неудачник» (инфантилизация), максимальные баллы по которой были получены в 32,8%** случаев, на втором месте по количеству баллов находилась шкала № 3 «Симбиоз» (27%^# случаев), в 24,8%^## случаев высокие значения определялись по шкале № 4 «Авторитарная гиперсоциализация» и в 15,3%*^# случаев - по шкале № 2 «Кооперация».

Аналогичные результаты были получены до лечения во 2-й группе детей (80 человек, р > 0,1) (рисунок 23), где до лечения, как и в 1-й группе преобладали инфантилизирующий и симбиотический стили родительского

отношения, которые в совокупности составляли 52,5%* (р < 0,001, *р = 0,3). Анализ теста ОРО матерей детей 2-й группы показал, что первое место по количеству баллов занимала шкала № 5 «Маленький неудачник» (инфантилизация) (32,5%**) (**р = 0,9), второе - шкала № 3 «Симбиоз» (27,5%^#) (^#р = 0,9), на третьем - шкала № 4 «Авторитарная гиперсоциализация» (25%##) (##р = 0,9) и на четвертом - шкала № 2 «Кооперация» (15%*#) (*#р = 0,9).

Таким образом, на фоне патологии МИ и СНФТО в семьях детей 1-й и 2-й группы отмечено статистическое преобладание инфантилизирующего и симбиотического стилей воспитания, с непринятием матерями своих детей такими, какие они есть.

С целью объективизации результатов исследования, нами проведено определение УТ матерей детей 1-й и 2-й групп до их лечения. Оценка УТ матерей выполнялась с помощью бланковой методики оценки тревожности, разработанной американским психологом Ч. Д. Спилбергером и адаптированной для нашей страны в 1970-х годах отечественным психологом Ю.Л. Ханиным. Данная методика позволяет определить общую тревожность испытуемого в целом, так, и дифференцировано измерить тревожность как личностное свойство (уровень личностной тревожности, ЛТ), а также как состояние (уровень ситуативной (реактивной) тревожности, СТ) [70, 131, 165, 201] (приложение № 7).

В исследовании участвовали 137 матерей детей 1-й группы и 80 матерей детей 2-й группы. 1-я и 2-я группы детей были статистически однородны с ОГ и ГС по возрасту и полу, а также между собой (в каждом случае р > 0,05). Возраст матерей детей 1-й группы колебался от 25 до 50 лет и составлял в среднем 35,7 ± 5,7 года, у матерей пациентов 2-й группы возраст находился в диапазоне от 23 до 51 года, в среднем 34,9 ± 6,4 года (р = 0,3).

Нами оценивался уровень ситуативной тревожности (СТ), личностной тревожности (ЛТ), а также общей тревожности (ОТ) матерей. Уровень ОТ рассчитывался нами путем вычисления среднего арифметического уровней СТ и ЛТ (в баллах), согласно следующей формуле:

ОТ = (СТ + ЛТ)/2.

У матерей детей 1-й группы до лечения уровни СТ и ЛТ составили 40,4 ± 16,1 балла и 39,4 ± 15 баллов, соответственно, не имели статистически значимых различий между собой (р = 0,6) и уровнем ОТ (39,7 ± 13,1 балла) (р = 0,7 и р = 0,9, соответственно). Анализ полученных данных выявил интересные закономерности. Так, в половом аспекте уровень СТ (43,3 ± 16,6 балла) и ЛТ (42,0 ± 16,2 балла) матерей, воспитывавших мальчиков, статистически достоверно не отличался от уровня СТ (38,2 ± 15,4 балла) и ЛТ 37,4 ± 13,8 балла) матерей, воспитывавших девочек (р = 0,06 и р = 0,07, соответственно). Однако уровень ОТ (42,5 ± 13,6 балла) женщин, которые занимались воспитанием ребенка мужского пола, статистически достоверно в 1,1 раза был выше уровня ОТ (37,6 ± 12,4 балла) женщин, которые воспитывали ребенка женского пола (р = 0,03).

У матерей детей, страдавших расстройствами МИ, уровни СТ (29,8 ± 8,3 балла), ЛТ (30,5 ± 9,9 балла) и ОТ (30 ± 6,9 балла) были в 2 раза, 1,6 раза и 1,7 раза ниже, соответственно, чем уровни СТ (59,9 ± 13,3 балла), ЛТ (50,7 ± 12,7 балла) и ОТ (52,1 ± 7,5 балла) матерей пациентов с СНФТО (в каждом случае р < 0,001). Матери,

принимавшие своих детей такими, какие они есть, имели уровни СТ (30,2 ± 9,8 балла), ЛТ (28,1 ± 7,6 балла) и ОТ (29 ± 7,4 балла) в 1,6 раза, 1,7 раза и 1,7 раза ниже, соответственно, чем уровни СТ (48,5 ± 15,5 балла), ЛТ (48,5 ±

13,2 балла) и ОТ (48,3 ± 10 баллов) у матерей, отвергавших своих детей (в каждом случае р < 0,001). Интересно, что уровни СТ (41 ± 14,6 балла), ЛТ (41,7 ± 15,1 балла) и ОТ (41,2 ± 12,6 балла) у матерей-одиночек, не имели статистически значимых различий от уровней СТ (40,2 ± 16,4 балла), ЛТ (39 ± 15 баллов) и ОТ (39,4 ± 13,2 балла) женщин, воспитывавших ребенка вместе с мужем (в каждом случае р > 0,1).

У обследованных матерей детей 1-й группы нами были выявлены возрастные закономерности изменения уровней СТ, ЛТ и ОТ. Так, у матерей до 35 лет (включительно) уровень СТ (45,6 ± 16,5 балла) статистически достоверно в 1,3 раза преобладал над уровнем ЛТ (34,9 ± 11,8 балла) (р < 0,001). В этой подгруппе матерей с возрастом имелась тенденция к снижению уровня СТ (r = -0,1) и нарастанию уровня ЛТ (r = 0,3). У женщин 36-40 лет уровень СТ (35,9 ± 13,1 балла) статистически значимо не отличалась от уровня ЛТ (38,4 ± 15,6 балла) (р = 0,5). Среди матерей старше 41 года выявлено, что уровень СТ (31,8 ± 12,6 балла) статистически достоверно был в 1,6 раза ниже уровня ЛТ (51,5 ± 15,6 балла) (р < 0,001). В данной подгруппе матерей с возрастом уровень СТ также имел тенденцию к снижению (r = -0,1), а уровень ЛТ - к нарастанию (r = 0,3). Следует отметить, что уровни ОТ у матерей в возрасте до 35 лет (40,1 ± 13,2 балла), 36-40 лет (40 ± 13,5 балла) и после 41 года (41,5 ± 12,5 балла) не имели статистически значимых различий между собой (в каждом случае р > 0,1). Таким образом, у матерей обследованных детей 1-й группы при почти одинаковых уровнях ОТ структура тревожности изменялась: с возрастом отмечено уменьшение уровня СТ и нарастание уровня ЛТ (r = -0,4 и r = 0,5, соответственно). На наш взгляд подобные закономерности связаны с накоплением у женщин жизненного опыта, позволяющего им адекватно реагировать на изменяющиеся условия среды без выраженного аффективного компонента и подходить к решению проблем максимально рационально, то есть без повышения СТ. В тоже время ЛТ, которая характеризует прошлый опыт индивида, то есть насколько часто ему приходилось испытывать СТ, с возрастом неизбежно нарастает, что совпадает с данными литературы [2, 22, 201].

На стиль воспитания детей 1-й группы в семье влияли уровни СТ, ЛТ и ОТ матерей. Так, согласно полученным данным, при симбиотическом стиле воспитания (шкала № 3) у матерей детей 1-й группы (до лечения) выявлены наибольшие значения уровней СТ (47 ± 18,1 балла), ЛТ (43,6 ± 15,2 балла) и ОТ (45,1 ± 14,3 балла), которые интерпретировались как высокая и умеренная тревожность. Ири инфантилизирующем (шкала № 5) и авторитарном (шкала № 4) стилях воспитания уровни СТ (40,5 ± 15,5 балла и 41,1 ± 14,6 балла, соответственно), ЛТ (40,2 ± 14,4 балла и 42 ± 15,1 балла, соответственно) и ОТ (40,2 ± 12,5 балла и 41,4 ± 11,1 балла, соответственно) не имели статистически значимых различий между собой, но были ниже предыдущих значений и интерпретировались как умеренная тревожность. Ири социально приемлемом стиле родительского отношения (шкала № 2 - «Кооперация») уровни СТ (27,3 ± 4,8 балла), ЛТ (25,9 ± 6,8 балла) и ОТ (26,5 ± 4,3 балла) были значительно ниже всех предыдущих значений и интерпретировались как низкая тревожность (в каждом случае р < 0,01). Таким образом, лишь матери с низкими значениями СТ, ЛТ и ОТ реализовывали социально приемлемый стиль воспитания («Кооперация»).

Аналогичные результаты были получены нами при тестировании матерей детей 2-й группы. Так, до лечения у матерей детей 2-й группы совокупные уровни СТ (40,7 ± 16,2 балла*), ЛТ (37,5 ± 15,5 балла**) и ОТ (39 ± 13,6 балла^#) не имели статистически значимых различий с уровнями СТ, ЛТ и ОТ матерей детей 1-й группы (в каждом случае р > 0,1).

Необходимо отметить, что на характер внутрисемейных отношений и стиль воспитания влияли не только низкие значения СТ, ЛТ и ОТ матерей, но и характер нозологий у детей. Социально благоприятный тип родительского отношения среди всех обследованных детей отмечался только у пациентов с расстройствами МИ (чаще среди лиц с изолированным энурезом - 61,9%), которых в 90,4% случаев матери принимали такими, какие они есть, а среди детей с СНФТО он не реализовывался вовсе. При этом у детей с социально благоприятным стилем воспитания до лечения, как и у пациентов с инфантилизирующим, авторитарным и симбиотическим стилем воспитания, имелись высокие значения УТ и низкие - УС и УП. Следовательно, с одной стороны, на высокий УТ, низкий УС и УП у детей с расстройствами МИ оказывало влияние непосредственно их состояние, которое воспринималось пациентами как социально неприемлемый дефект. С другой стороны, принимая в подавляющем большинстве случаев детей с нарушениями МИ такими, какие они есть, матери имели низкие значения СТ, ЛТ и ОТ, поэтому и реализовывали социально благоприятный стиль воспитания - «Кооперацию». Таким образом, болезнь ребенка как фактор негативно изменившейся действительности, повышает уровень СТ и уровень ОТ матерей, несмотря на неизменяющийся у них уровень ЛТ. Даже небольшое снижение уровня ОТ матерей позитивно сказалось на внутрисемейных отношениях и формировании главенствующего стиля воспитания. Так, на фоне выздоровления детей 1-й группы и снижения уровня ОТ их матерей, отмечена стойкая положительная тенденция смены стиля воспитания с инфантилизирующе-авторитарного на социально желательный («Кооперация») (r = 0,63).

Для оценки матерями своих детей (экспертная оценка) была использована методика по Дембо- Рубинштейн в модификации А.М. Прихожан, идентичная той, по которой тестировали детей (приложение 8). На семи шкалах («Здоровье», «Ум, способности», «Характер», «Авторитет у сверстников», «Умение многое делать своими руками», «Внешность» и «Уверенность в себе») матерям с помощью условных обозначений нужно было отметить качества ребенка, сторону личности на том уровне, на котором, по их мнению, оно находится в данный момент времени (экспертный уровень самооценки, ЭУС). Затем матери отмечали тот уровень развития этих качеств, которого бы им хотелось, при котором они почувствовали бы гордость за своего ребенка (экспертный уровень притязаний, ЭУП).

Согласно полученным нами данным, у матерей детей 1-й группы до лечения средний ЭУС, составивший

40,3 ± 13,6 балла, был в 1,3 раза выше, чем средний УС у их детей - 31,2 ± 11,1 балла (р < 0,001). Также и средний ЭУП до лечения (54,7 ± 17,8 балла) в 1,3 раза преобладал над средним значением УП детей (42,5 ± 11,6 балла) (р < 0,001). При этом полученные значения ЭУС и ЭУП соответствовали низким значениям УС и УП (менее 45 баллов и менее 60 баллов, соответственно). В ходе дальнейшего анализа полученных данных, нами были

выявлены особенности оценки матерями своих детей в зависимости от возраста, пола, имеющегося заболевания и главенствующего стиля воспитания.

Так, до лечения матери девочек фактический и потенциальный уровень их знаний, умений и качеств ставили выше, чем матери мальчиков, что отражают полученные результаты. ЭУС и ЭУП у матерей девочек составили 45,9 ± 12,5 балла и 61,7 ± 17,3 балла, соответственно, а у матерей мальчиков - в 1,4 раза меньше, 33 ±

11.3 балла и 45,5 ± 13,9 балла, соответственно (в каждом случае р < 0,001). ЭУС (40,2 ± 13,2 балла) и ЭУП (54,2 ±

17.3 балла) матерей пациентов 7-10 лет не имели статистически значимых различий с таковыми (40,6 ± 14,4 балла и 55,8 ± 18,9 балла, соответственно) у матерей детей 11-14 лет (в каждом случае р > 0,1). При этом ЭУС (48,4 ± 11,2 балла) и ЭУП (64,8 ± 15,5 балла) у матерей детей, страдавших только расстройствами МИ, были в 1,5-1,6 раза выше, чем ЭУС (29,9 ± 8,2 балла) и ЭУП (41,7 ± 10,8 балла) матерей пациентов с СНФТО (в каждом случае р < 0,001). Также было установлено, что у матерей принимавших своих детей такими, какие они есть, ЭУС (51,5 ± 10 баллов) и ЭУП (68,8 ± 14,4 балла) были в 1,6 раза выше, чем ЭУС (31,4 ± 8,5 балла) и ЭУП (43,4 ± 10,9 балла) матерей, отвергавших своих детей (в каждом случае р < 0,001).

В зависимости от главенствующего стиля воспитания в семье нами были получены следующие результаты. Так, наименьшие значения ЭУС (36,9 ± 13,7 балла) и ЭУП (50,2 ± 17,2 балла) у матерей были диагностированы при симбиотическом стиле воспитания, отражающим систему мироощущения и мировосприятия женщин. На наш взгляд, низкие значения ЭУС и ЭУП у матерей с симбиотическим стилем родительского отношения были связаны с тем, что они, воспринимая себя и ребенка как единое целое и постоянно стремясь оградить его от всевозможных трудностей, неприятностей и опасностей в жизни, переставали выстраивать новые горизонты развития (себе и ребенку), довольствуясь уже достигнутыми социально-экономическими результатами. Возможно, у матерей данной полгруппы это было сопряжено со страхом потери уже достигнутого ими социально-экономического уровня жизни, что подтверждают наиболее высокие значения у них уровней СТ (47 ± 18,1 балла), ЛТ (43,6 ± 15,2 балла) и ОТ (45,1 ± 14,3 балла).

Более высокие результаты ЭУС и ЭУП были получены при авторитарном (38 ± 12,5 балла и 50,8 ± 17,3 балла, соответственно) и инфантилизирующем (39,2 ± 12,7 балла и 53,7 ± 16,1 балла, соответственно) стиле родительского отношения. Полученные данные, как и предыдущие результаты не имели статистически значимых различий со средними значениями ЭУС и ЭУП, равными 40,3 ± 13,6 балла и 54,7 ± 17,8 балла, соответственно (в каждом случае р > 0,1). Однако при социально приемлемом и желательном стиле воспитания («Кооперация») у матерей отмечены наивысшие значения ЭУС (52,6 ± 10,5 балла) и ЭУП (71,2 ± 14,2 балла), что в 1,3 раза больше средних значений ЭУС и ЭУП (в каждом случае р < 0,001). Необходимо отметить, что социально приемлемый стиль родительского отношения был сопряжен у матерей с низкими уровнями СТ (27,3 ± 4,8 балла), ЛТ (25,9 ± 6,8 балла) и ОТ (26,5 ± 4,3 балла). Таким образом, лишь матери с низкими значениями СТ, ЛТ, ОТ имели наивысшие значения ЭУС и ЭУП (r = -0,6 и r = -0,7, соответственно) и реализовывали социально приемлемый стиль родительского отношения («Кооперация»).

Аналогичные результаты получены нами у матерей детей 2-й группы до проведения лечения, где суммарные значения ЭУС (39,3 ± 11,9 балла) и ЭУП (53,1 ± 15,3 балла) не имели статистически значимых различий с результатами ЭУС и ЭУП матерей детей 1-й группы до лечения (в каждом случае р > 0,1).

Таким образом, матери воспитывавшие дочерей не только высоко оценивали их знания, умения и качества, но и предъявляли им более высокие требования достижения поставленных целей. В тоже время до лечения значение ЭУС (67,7 ± 10,7 балла) матерей пациентов 7-10 лет не имело статистически значимых различий со значением ЭУС (65,7 ± 8,6 балла) матерей детей 11-14 лет (в каждом случае р > 0,1).

Комплексный анализ психологических особенностей детей с патологией МИ, показал наличие высоких значений УТ, низких показателей УС и УП, на фоне имеющегося преобладания инфантилизирующего и симбиотического стилей воспитания и совокупными высокими значениями СТ, ЛТ и ОТ их матерей. Принимая во внимание данные литературы о позитивном влиянии ФБУ-терапии в режиме ЭМГ не только на клинические проявления патологии МИ, но и гармонизацию психологического статуса у взрослых, оценка воздействия ФБУ- терапии «МИО» на клинические и психологические характеристики детей с расстройствами МИ в динамике до и после лечения имеет важный научно-практический интерес.

3.3. Результаты проведения сеансов ФБУ-терапии в режиме ЭМГ и их оценка.

Среди современных неинвазивных методик лечения патологии МИ и СНФТО в течение последних 15-20 лет ведущие позиции завоевала ФБУ-терапия в режиме ЭМГ, в основе которой лежит модифицированная система упражнений для мышц тазового дна, разработанная в середине ХХ в. американским гинекологом Арнольдом Кегелем. По данным литературы ФБУ-терапия в режиме ЭМГ хорошо себя зарекомендовала и успешно применяется в лечении нарушений МИ и СНФТО у взрослых. При этом, несмотря на популярность метода (особенно за рубежом) и высокий клинический эффект методики, информация о пациентах и результатах терапии по различным причинам (малое число наблюдений, узкие возрастные группы, описание единичных случаев наблюдения и т.д.) носит разрозненный и малоинформативный характер [94, 180, 242, 247, 283]. Данные об аналогичных исследованиях в педиатрической практике представлены в подавляющем большинстве случаев зарубежными источниками [182, 234, 238, 240, 279, 303]. Исследования в этом направлении представляют несомненный научно-практический интерес, особенно с позиции применения передовых методик в обследовании, лечении и реабилитации детей с патологией МИ неорганического генеза.

Как отмечалось ранее, в Измайловской ДГКБ лечебно-диагностические сеансы ФБУ-терапии в режиме ЭМГ (без предварительной электростимуляции мышечных волокон) проводились на сертифицированном оборудовании, основные компоненты которого (АКК, программное обеспечение), были отечественного производства (ЗАО «Биосвязь», г. Санкт-Петербург, Россия). В связи с тем, что исходные шаблоны для выполнения сеансов ФБУ-терапии «МИО», предлагаемые к использованию ЗАО «Биосвязь» (их количество, компоновка и т.д.), оказались недостаточными для полноценного обучения пациентов контролю над мышцами тазовой диафрагмы и их тренировки, нами на основании общих рекомендаций по тренингу мышц промежности

на АКК ЗАО «Биосвязь» (М.А. Смирнов, Т.В. Паршина, 2000) были сформированы новые сеансы. Разработанные нами курсы ФБУ-терапии в режиме ЭМГ (без предварительной электростимуляции мышц тазового дна), названы «А1», «А2» и «Б». Первые два курса состоят из 10 сеансов, а последний из 15 сеансов. Каждый из них включает в себя 15 различных мини-сеансов с определенным числом упражнений в них. Курсы «А1» и «А2» предназначен для первичной и последующей тренировки мышц тазовой диафрагмы, у детей в возрасте 7-18 лет и ослабленных пациентов. Курс «Б» (последующий) используется для повторных тренировок, у детей 15-18 лет (в ряде случаев - 11-14 лет), подготовленных к тренингу и всесторонне обследованных пациентов.

В представленных ЗАО «Биосвязь» мини-сеансах гармонично подобрано чередование напряжения мышц и их расслабление. Несмотря на так называемую шаблонность сеансов нам удалось добиться индивидуального подхода к каждому пациенту, то есть достичь индивидуализации лечения при соблюдении общих принципов кинестикотерапии (постепенное нарастание нагрузок, чередование работы и отдыха и т.д.). С каждым последующим сеансом (в зависимости от возможностей пациента) происходит нарастание интенсивности нагрузок (увеличение числа упражнений и/или амплитуды заданных параметров мышечного сокращения). Пациенты ОГ (153 человека) получали ФБУ-терапию в режиме ЭМГ ежедневно в количестве 10 сеансов (курс «А», стандартный тип интенсивности). При стандартном типе интенсивности число упражнений в мини-сеансах при переходе к каждому последующему сеансу увеличивалось на одно. В качестве базового для расчета интенсивности на курс нами разработан сеанс № 1 курса «А», состоящий из 15 мини-сеансов и представленный сочетанием упражнений на длительные и быстрые сокращения и отдыха.

За 10-летний период (2003-2013 гг.) наблюдения 2043 детей (887 мальчиков и 1156 девочек) с нарушениями МИ неорганического генеза, проходивших лечение в Измайловской ДГКБ, нами получены данные по распределению видов терапии расстройств МИ (рисунок 8).

Согласно рисунку 8, 580 детей (28,4%) получали только медикаментозную терапию (392 человека - пикамилон и витамины группы В в возрастных дозировках в течение 1 месяца, 188 пациентов - М-холинолитик окибутинин), 241 человек - исключительно ФБУ-терапию в режиме ЭМГ (10 сеансов ежедневно). Остальным 1222 детям (59,8%) проводилось комплексное лечение, включавшее в себя: медикаментозную терапию, ФБУ, коррекцию сопутствующих заболеваний (обменных нарушений, хронических воспалительных процессов органов МВС) и ФЗТ. ФЗТ была представлена расслабляющими процедурами при гиперсенсорном типе МП и стимулирующими - при гипосенсорном типе: электрофорез с 0,05% раствором прозерина, тепловые процедуры с озокеритом, синусоидальные моделированные токи, гальванизация, токи ДАрсенваля (10 сеансов).

Полученные данные свидетельствуют о том, что медикаментозная терапия расстройств МИ и СНФТО до сих пор остается на лидирующих позициях, в 2,4 раза превалируя над ФБУ «МИО» (р < 0,001). Необходимо подчеркнуть, что за последние 10 лет (2003-2013 гг.) применения в Измайловской ДГКБ ФБУ-терапии в режиме ЭМГ для коррекции расстройств МИ и СНФТО соотношение между лекарственной терапией и ФБУ постепенно начало смещаться в сторону последнего метода.

Рисунок 8 - Распределение видов терапии патологии МИ неорганического генеза у детей.

1 - только медикаментозная терапия (пикамилон и витамины группы В; оксибутинин) - 28,4%,

2 - только ФбУ «МИО» - 11,8%,

3 - коррекция сопутствующих заболеваний + метаболическая терапия + ФБУ «МИО» - 10,7%,

4 - коррекция сопутствующих заболеваний + ФБУ «МИО» - 19,6%,

5 - метаболическая терапия + ФБУ-терапия «МИО» - 26,8%,

6 - коррекция сопутствующих заболеваний + ФБУ «МИО» + ФЗТ - 0,7%,

7 - коррекция сопутствующих заболеваний + метаболическая терапия + ФБУ-терапия + ФЗТ - 1,3%,

8 - метаболическая терапия + ФБУ «МИО» + ФЗТ - 0,7%

Для объективизации результатов сеансов ФБУ-терапии в режиме ЭМГ, нами использована количественная оценка глобальной элекромиограммы (ГЭМГр), полученной с помощью неинвазивных поверхностных (накожных) электродов. ГЭМГр отражает суммарную электрическую активность области промежности в целом и наружного анального сфинктера в частности. Разумеется, что более точные результаты могут быть получены при проведении детальных электрофизиологических исследований с использованием игольчатых электродов. Однако данная методика крайне ограниченно применима в условиях педиатрического стационара, в основном, из-за ее высокой инвазивности и следующих за этим ряда этико-деонтологических проблем, и сопряжена с определенной технической сложностью выполнения исследования у детей (введение и фиксация игольчатых электродов, прием, обработка и интерпретация результатов). К тому же использование АКК ФБУ-терапии «МИО» ЗАО «Биосвязь» позволяет непосредственно во время проведения тренинга мышц выполнять электрофизиологическое исследование, что дает возможность сократить время пребывания пациента в стационаре и избежать негативизации его психоэмоционального фона, упредить формирование госпитализма.

С целью регистрации и контроля количественных характеристик ГЭМГр введены два основополагающих понятия: тонус мышечного сокращения и фаза мышечного сокращения. Тонус мышечных сокращений (амплитуда), обозначаемое в исследовании латинской буквой «Т», представляет собой расстояние,

измеряемое в мкВ, между самой высокой (пиковой) (Тпик) и самой низкой (базальной) (Тбаз) вершинами ГЭМГр, возникающее в рамках одного произвольного мышечного сокращения. По сути, тонус мышечного сокращения является результатом вычитания Тбаз из Тпик и кратко может быть записан в виде формулы: Т = Тпик - Тбаз. В связи с тем, что график ГЭМГр, отражающий физиологическое мышечное напряжение, представляет собой амплитудообразную кривую, изменяющуюся с течением времени, для объективизации результатов ФБУ- терапии нами использованы данные тонуса мышечного сокращения, определяемые АКК в автоматическом режиме.

Фаза мышечных сокращений, обозначаемая в исследовании латинской буквой «F», представляет собой отрезок времени, измеряемый в сек, между двумя самыми высокими (пиковыми) (Тпик) вершинами ГЭМГр, следующими одна за другой в рамках одного произвольного мышечного сокращения. Фаза мышечного сокращения является объективным критерием абстрактного термина «выносливость». Оценка динамики тонуса и фазы мышечных сокращений производилась на 1-м и 10-м сеансе тренинга мышц промежности под контролем АКК в режиме ЭМГ. В качестве «отправных точек» анализа результатов ФБУ-терапии «МИО» данные сеансов №№ 1 и 10 были выбраны потому, что они являются пограничными для курса тренировок мышц промежности у обследованных пациентов и позволяют провести интегральный анализ результатов данного вида лечения.

В связи с вышеизложенным были введены и использованы следующие обозначения:

Тбаз - базальный мышечный тонус, минимальные значения амплитуды мышечных сокращений, регистрируемые в покое,

Тн1 - тонус мышечных сокращений в начале 1-го сеанса,

Тн10 - тонус мышечных сокращений в начале 10-го сеанса,

Тк1 - тонус мышечных сокращений в конце 1-го сеанса, Тк10 - тонус мышечных сокращений в конце 10-го сеанса,

Тсрн1 - среднее значение тонуса мышечных сокращений в начале 1-го сеанса,

Тсрн10 - среднее значение тонуса мышечных сокращений в начале 10-го сеанса,

Тсрк1 - среднее значение тонуса мышечных сокращений в конце 1-го сеанса,

Тсрк10 - среднее значение тонуса мышечных сокращений в конце 10-го сеанса,

Тср1 - среднее значение тонуса мышечных сокращений в течение 1-го сеанса,

Fjji - фаза мышечных сокращений в начале 1 -го сеанса, Гик, - фаза мышечных сокращений в начале 10-го сеанса,

Fa - фаза мышечных сокращений в конце 1 -го сеанса, Fkio- фаза мышечных сокращений в конце 10-го сеанса, Гср_нК - среднее значение фазы мышечных сокращений в начале 1-го сеанса,

Бср_н1о - среднее значение фазы мышечных сокращений в начале 10-го сеанса,

Гсрі.-і - среднее значение фазы мышечных сокращений в конце 1-го сеанса,

Гср_к10 - среднее значение фазы мышечных сокращений в конце 10-го сеанса,

Бср₁ - среднее значение фазы мышечных сокращений в течение 1-го сеанса,

Бср₁₀ - среднее значение фазы мышечных сокращений в течение 10-го сеанса.

Тср₁₀ - среднее значение тонуса мышечных

сокращений в течение 10-го сеанса

В ходе анализа результатов ГЭМГр обследованных детей, было установлено, что общее среднее значение базального тонуса мышц промежности у пациентов ОГ находилось на уровне 15,3 ± 4,6 мкВ. У детей из ОГ в возрасте 7-10 лет средние значения Тбаз составили 15,8 ± 4,8 мкВ (мальчики - 14 ± 3,2 мкВ, девочки - 17,2 ± 5,4 мкВ, р < 0,001), 11-14 лет - 13,8 ± 3,5 мкВ (мальчики - 11,9 ± 2,8 мкВ, девочки - 15,7 ± 3,4 мкВ, р < 0,001), 15-18 лет - 15,7 ± 5,6 мкВ (мальчики - 12,1 ± 2,7 мкВ, девочки - 18,5 ± 5,8 мкВ, р < 0,001). Значение Тбаз у мальчиков (13,2 ± 3,1 мкВ) было статистически достоверно в 1,3 раза ниже, чем Тбаз у девочек (16,9 ± 4,9 мкВ) (р < 0,001). Однако Тбаз у детей с расстройствами МИ (15,3 ± 4,7 мкВ) не имел статистически значимых различий с Тбаз у пациентов, страдавших СНФТО (15,3 ± 4,5 мкВ) (р = 1). Таким образом, у обследованных детей была выявлена половая и возрастная спецификация базального тонуса мышечных сокращений промежности, со статистически значимым приростом средних значений Тбаз у девочек с увеличением возраста (определяется положительная связь средней силы, r = 0,56). У мальчиков же определяется обратная динамика: с возрастом средние значения Тбаз уменьшаются (стагнируются) (r = -0,65). Вышеизложенное, вероятно, связано с особенностями влияния женских половых гормонов и фаз менструального цикла на мышечный тонус промежности у девочек (девушек), что требует дальнейшего всестороннего изучения.

Следует отметить, что средние значения базального тонуса промежности у детей из ОГ (15,3 ± 4,6 мкВ) и из ГС (14,8 ± 4,1 мкВ) не имели статистически достоверных отличий (р = 0,37). В ГС половые и возрастные особенности базального тонуса мышц промежности были аналогичны, тем, что определялись у детей из ОГ (в каждом случае р > 0,1). Так, значение Тбаз у мальчиков (12,7 ± 3,4 мкВ) было статистически достоверно меньше, чем у девочек (16,3 ± 4,2 мкВ) (р < 0,001). При этом Тбаз у детей с расстройствами МИ (14,6 ± 4,2 мкВ) не отличался от Тбаз у пациентов с СНФТО (14,7 ± 4 мкВ) (р > 0,1).

Для объективизации результатов исследования и оценки ГЭМГр нами была набрана контрольная группа (КГ) детей - 110 человек (47 мальчиков и 63 девочки) 7-18 лет, у которых не было в анамнезе расстройств МИ и СНФТО, подтвержденного с помощью «Нефрологического опросника». КГ была идентична по полу и возрасту ОГ и ГС (в каждом случае р > 0,1), как ОГ и ГС была разделена на 3 возрастных периода 7-10 лет, 11-14 лет и 15­18 лет, половой и возрастной состав которых не имел статистически значимых различий с ОГ и ГС (в каждом случае р > 0,1). Дети в КГ включались при наличие добровольного согласия родителей (приложение № 1А).

В КГ детей исследовался базальный тонус мышц промежности. Нами установлено, что среднее значение базального тонуса мышц промежности у детей КГ составило 15,5 ± 4,4 мкВ, что не имело статистически значимых различий с Тбаз в ОГ - 15,3 ± 4,6 мкВ и с Тбаз в ГС - 14,8 ± 4,1 мкВ (в каждом случае р > 0,1). Тбаз в КГ у мальчиков (13,5 ± 3,4 мкВ) был достоверно ниже, чем таковой у девочек (17,1 ± 5,2 мкВ) (р < 0,001), что согласуется с результатами ОГ и ГС.

Таким образом, можно сделать вывод, что базальный тонус мышц промежности не зависит от наличия или отсутствия в анамнезе патологии МИ (r = 0,02) и/или СНФТО (r = 0,01), а в большей степени связан с полом (r = 0,47) и возрастом ребенка (r = 0,56). Дальнейшие исследования в этом направлении имеют важнейший научно-практический интерес.

Для исследования динамических изменений количественных характеристик сеансов ФБУ-терапии в режиме ЭМГ («МИО») использованы средние значения тонуса (Тсрн1, Тсрк1, Тсрн10 и Тсрк10) и фазы мышечных сокращений (Бср_н1, Бср_к1, Бср_н10 и Бср_к10), в начале и в конце 1-го и 10-сеансов, соответственно. Распределение средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений в начале и в конце 1-го и 10-го сеансов у детей ОГ в зависимости от возраста и пола представлено в таблице 17.

Таблица 17 - Распределение средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений в начале и в конце 1-го и 10-го сеансов (Гсрні, Гср^і, Гсрніо, Т_к10 и Реры, Fop^d, Гсрніо, І'_к10) у детей ОГ в зависимости от возраста и пола

Примечание. М - мальчики, Д - девочки, М и Д - мальчики и девочки, о - стандартное отклонение.

Согласно данным таблицы 17 у детей, получивших ФБУ-терапию «МИО» (10 сеансов, курс «А», стандартный тип интенсивности), вне зависимости от возраста и пола отмечалось увеличение средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений.

Для детальной посеансовой оценки динамики прироста тонуса и фазы мышечных сокращений по отношению к их исходному уровню в рамках одного сеанса, например 1-го, использованы следующие формулы:

ДТср₁ = [(Тср_к1 - Тср_н1)/Тср_н1] х 100% и ДБср₁ = |(Бср_к1 - Бср_н1)/Бср_н1| х 100%.

Учитывая исходные данные таблицы 14 (1-й сеанс - Тсрні = 49,6 ± 23,7 мкВ, Тср_к1 = 58 ± 29,9мкВ, Герці = 32,7 ± 16,1 сек, Гср_к1 = 34,4 ± 14,5 сек; 10-й сеанс - Тср_н10 = 97,3 ± 43,2 мкВ, Тср_к10 = 99,4 ± 45,4мкВ, Гсрн₁о = 44,8 ± 14,2 сек, бср_к1(, = 42,2 ± 15 сек), у детей ОГ получены следующие результаты:

Таким образом, в течение 1-го сеанса прирост среднего значения тонуса и фазы мышечных сокращений в динамике составил 16,9% и 5,2%, соответственно, от исходных значений.

Аналогичные расчеты проведены в отношении динамики прироста тонуса и фазы мышечных сокращений для 10-го сеанса:

Согласно полученным результатам в течение 10-го сеанса среднее значение тонуса мышечных сокращений в динамике увеличилось на 2,2%, а фазы - уменьшилось на 5,8% от их исходного значения. Подобным способом был рассчитана динамика прироста средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений в течение каждого сеанса, ДТсрх и АГср_х, соответственно, где _х - порядковый номер сеанса ФБУ- терапии «МИО», в процентах от исходного значения, их результаты представлены в таблице 18.

Таблица 18 - Динамика средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений в течение каждого сеанса ФБУ-терапии «МИО» (в % от исходного значения)

Примечания. *) ДТср - динамика среднего значения тонуса мышечных сокращений,

**) ДБср - динамика среднего значения фазы мышечных сокращений, _х- порядковый номер сеанса.

При проведении большого числа тренингов на АКК ФБУ, нами было замечено, что при первичной тренировке мышц промежности со стандартным типом интенсивности к концу 10-го сеанса у 97,6% детей в возрасте 7-18 лет накапливается усталость. Это подтвердили полученные нами данные электромиографического мониторинга в виде стагнации прироста среднего значения тонуса мышечных сокращений в течение 10-го сеанса (увеличение Тср10 всего на 2,2% от исходного) и инверсию прироста среднего значения фазы мышечных сокращений (уменьшение Бср₁₀ на 5,8% от исходного).

Динамика прироста средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений с 1-го по 10-й сеанс (в процентах от исходных значений) представлена на рисунке 9 (а). Согласно рисунку 9 (а), во время 1-го курса тренировок мышц промежности прирост средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений от 1-го к 10­му сеансу постепенно снижается, с активным снижением после 9-го сеанса. Таким образом, к 10-му сеансу прирост тонуса и фазы мышечных сокращений приобретает близкие к нулю или отрицательные значения.

На рисунке 9 (б) показана динамика прироста средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений от 1-го сеанса к 10-му сеансу у группы детей, которые получали последующий (повторный) курс ФБУ-терапии «МИО» со стандартным типом интенсивности. В данную группу вошли 110 человек (27 детей из ОГ и 83 ребенка из числа 241 пациента, получавших в качестве лечения только ФБУ-терапию). Данная группа детей (110 человек) была статистически однородной с ОГ и ГС (в каждом случае р = 0,05). Повторный курс ФБУ- терапии «МИО» проводился у детей данной группы через 12 мес после завершения первичного курса лечения.

б

Рисунок 9 - Динамика прироста средних значений тонуса (АТср) и фазы (АБср) мышечных сокращений в течение 1 курса упражнений (10 сеансов, стандартный тип интенсивности) ФБУ-терапии «МИО» первичного (а) и последующего (б), в процентах от исходных значений.

Согласно рисунку 9 (б), при повторном курсе тренировок прирост средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений от 1-го к 10-му сеансу, в отличие от результатов детей ОГ, постепенно возрастает, достигая максимума 25,2% (для тонуса) и 12,4% (для фазы) к 7-му и 8-му сеансу, соответственно. В дальнейшем 113к 10-му сеансу отмечается умеренное снижение прироста тонуса и фазы сокращения мышц тазового дна, но с сохранением позитивных тенденций прибавок по сравнению с начальными значениями. Так, электромиографический мониторинг полученных данных у детей, повторно получавших ФБУ-терапию в режиме ЭМГ показал, что по сравнению с результатами детей ОГ, имел место более выраженный прирост среднего значения тонуса мышечных сокращений в течение 10-го сеанса (увеличение Тср10 на 19,8% от исходного значения), а также активный прирост среднего значения фазы мышечных сокращений (увеличение Fcp₁₀на 10,6% от начальных результатов). При этом при повторных тренировках прирост фазы (выносливость) мышечных сокращений не попадал в область отрицательных значений. Таким образом, учитывая вышеизложенное, мы рекомендуем у детей 7-18 лет начальный курс упражнений на АКК ФБУ ограничивать 10-ю сеансами, в противном случае резко увеличивающееся утомление приведен к потере интереса к занятиям, негативизму к терапии, инверсии позитивного эмоционального фона, полученного от лечения. Последующий (повторный) курс тренировок мышц промежности в зависимости от возможностей каждого конкретного ребенка может быть ограничен 10-ю сеансами, так и пролонгирован до 15-ти. Перерыв между начальным и последующими курсами тренировок мышц тазового дна должен составлять не менее одного месяца.

Курсовая оценка динамики тонуса и фазы мышечных сокращений в сравнении с их исходными значениями проводилась по следующим формулам:

^,

В результате, в течение одного курса упражнений (1-10-й сеансы) средние значения тонуса мышечных сокращений к 10-му сеансу в начале тренинга увеличились на 96,2%, а к концу - на 71,4% от исходного уровня. При этом к 10-му сеансу средние значения фазы мышечных сокращений в начале тренировок возросли на 37%, а к их концу - на 22,7% от исходных значений. Таким образом, за время проведения курса тренировок мышц промежности к 10-му сеансу Тср в их начале статистически достоверно возрос в 2 раза, а Ftp - в 1,4 раза от исходных значений (в каждом случае р < 0,001). К 10-му сеансу тренировок Тср в их конце статистически достоверно увеличился в 1,7 раза, а Гср - в 1,2 раза (в каждом случае р < 0,001).

114

Все сказанное позволяет сделать вывод, что за 10 сеансов ФБУ-терапии «МИО» (курс «А», стандартный тип интенсивности) у детей в возрасте 7-18 лет отмечается статистически достоверное увеличение электрической активности волокон мышц промежности на фоне их возрастающей выносливости.

Динамика средних значений тонуса (а) и фазы (б) мышечных сокращений в течение одного курса тренировок (в начале и конце 10-ти сеансов) представлена на рисунке 10 (а, б).

б

Рисунок 10 - Динамика средних значений тонуса (а) и фазы (б) мышечных сокращений в течение одного курса тренировок.

115

Распределение средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений во время 1-го и 10-го сеанса (Тср₁, Тср₁₀, Бср₁ и Бср₁₀) в зависимости от возраста, пола и имеющихся нарушений у детей ОГ представлено в таблице 19.

Таблица 19 - Распределение средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений во время 1-го и 10-го сеанса в зависимости , от возраста, пола и имеющихся нарушений

Примечание. ПМИ - патология мочеиспускания, Э - энурез, СНФТО - сочетанные нарушения функции тазовых органов, прочерк (-) обозначает отсутствие данных, т.к. данного вида патологии у детей соответствующего возраста и пола не было.

Согласно данным таблицы 19, у обследованных детей в течение 10-ти сеансов ФБУ-терапии в режиме ЭМГ у мальчиков и девочек отмечалось увеличение средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений. При этом в каждой возрастной группе (7-10, 11-14 и 15-18 лет) между средними значениями тонуса и фазы мышечных сокращений в течение 1-го и 10-го сеанса не было выявлено статистически значимых половых различий (в каждом случае р > 0,1). В то же время прирост средних значений тонуса и фазы мышечных сокращений в зависимости от вида патологии в течение 10-ти сеансов был неодинаковым.

Следует отметить, что наибольшие средние значения тонуса мышечных сокращений во время 1-го и 10­го сеансов были у мальчиков 15-18 лет (93,7 ± 20,2 мкВ и 149,2 ± 78,9 мкВ, соответственно), страдавших изолированным энурезом. Максимальные средние значения фазы мышечных сокращений в течение 1-го сеанса наблюдались в возрасте 15-18 лет (39,6 ± 14 сек) у мальчиков с нарушениями МИ. Однако во время 10-го сеанса пиковые средние значения фазы мышечных сокращений имели место в возрасте 11-14 лет (54,4 ± 7,8 сек) у девочек с СНФТО.

Среди обследованных детей наибольшее статистически достоверное увеличение тонуса мышечных сокращений за 10 сеансов в 2,1 раза имело место у мальчиков 7-10 лет с различными нарушениями МИ (р < 0,001). При этом среди девочек максимальное статистически достоверное увеличение тонуса мышц промежности в 1,8 раза зафиксировано у детей 11-14 лет с СНФТО в анамнезе (р = 0,01). В целом

максимальный статистически достоверный прирост средних значений тонуса мышечных сокращений за 10 сеансов ФБУ-терапии в 2,3 раза отмечен у мальчиков, страдавших изолированным энурезом (р < 0,001).

Максимальное статистически достоверное увеличение фазы мышечных сокращений в 1,4 раза отмечено у мальчиков 11-14 лет и у девочек 7-10 лет с патологией МИ (р < 0,05 и р < 0,001, соответственно), а также у мальчиков 11-14 лет и у девочек 7-10 лет с СНФТО (р < 0,05 и р = 0,01, соответственно). В целом максимальный статистически достоверный прирост средних значений фазы мышечных сокращений в 1,4 раза от исходных значений имел место у мальчиков и у девочек с СНФТО (р < 0,001 и р < 0,001, соответственно).

Также нами установлено, что во время 1-го сеанса с возрастом у мальчиков отмечалось увеличение значений Тср мышечных сокращений (r = 0,83), а у девочек - их уменьшение (r = -0,92) (р < 0,001). Аналогичная ситуация с тонусом сокращения мышц у мальчиков и девочек наблюдалась во время 10-го сеанса (r = 0,74 и r = - 0,35, соответственно; р < 0,001). В то же время с возрастом средние значения фазы мышечных сокращений у мальчиков и девочек во время 1-го сеанса увеличивались (r = 0,98 и r = 0,44, соответственно, р < 0,001,). Подобные тенденции у мальчиков и девочек сохранялись и во время 10-го сеанса (r = 0,44 и r = 0,88, соответственно, р < 0,001).

Следует отметить, что какого-либо статистически значимого и достоверного изменения показателей базального тонуса и фазы мышечных сокращений у детей ОГ и ГС, после первичного курса ФБУ и метаболической терапии, соответственно, по сравнению с исходными значениями не выявлено (в каждом случае р > 0,1).

Эффективность вида терапии определялась путем вычисления процента детей, у которых уменьшились и/или нивелировались клинические проявления расстройств МИ и СНФТО, от общего числа детей ОГ или ГС. Для этого была использована формула:

Э = ЧИД/ОЧД * 100%,

где Э - эффективность терапии, ЧИД - число излечившихся детей, ОЧД - общее число детей ОГ или ГС.

Эффективность первичного курса ФБУ-терапии «МИО» (10 сеансов, стандартный тип интенсивности) у детей ОГ и медикаментозной терапии (пикамилон и витамины группы В в возрастных дозировках в течение 1 мес) у пациентов из ГС с патологией МИ и СНФТО представлены в таблицах 20 и 21 (с. 118 и 119).

Согласно данным таблиц 17 и 18, общая эффективность ФБУ-терапии в режиме ЭМГ составила 80,4%, а метаболической терапии - 39,2%, то есть в 2 раза меньше (р < 0,01). Средняя эффективность ФБУ-терапии при расстройствах МИ (83,3%) в 2,1 раза превышала таковую от медикаментозной терапии (40,2%) (р < 0,001). У детей с СНФТО средняя эффективность ФБУ-терапии (76,2%) в 2,6 раза превалировала над средним эффектом от лекарств (29,7%) (р < 0,001). Положительный эффект от ФБУ-терапии в режиме ЭМГ при изолированном энурезе наблюдался в 1,6 раза чаще 85,7%), чем от медикаментозного лечения (54,2%) (р < 0,001). Эффективность ФБУ-терапия в режиме ЭМГ при комбинации энуреза и СИМИ, а также энуреза и СНМ,

Таблица 20 - Эффективность ФБУ-терапии «МИО» (первичный курс: 10 сеансов со стандартным типом интенсивности) у детей ОГ с нарушениями МИ и СНФТО

118

Таблица 21 - Эффективность медикаментозной терапии (пикамилон и витамины группы В в возрастных дозировках, 1 курс - 1 мес) у детей ГС с нарушениями МИ и СНФТО

119

составившая, соответственно, 81,8% и 84,6%, была в 2 раза и в 2,3 раза выше, чем от лекарственных препаратов - 40% и 37,5% (в каждом случае р < 0,05).

Наибольшая эффективность ФБУ в режиме ЭМГ у детей с СНФТО отмечена при различных комбинациях СИМИ, СНМ, хронического запора и каломазания - 83,3%, что в 3,3 раза выше, чем от медикаментозного лечения - 25% (р < 0,05). Высокие результаты эффективности ФБУ-терапии были получены при лечении сочетания энуреза, каломазания и хронического запора - 80%, что в 2 раза превышало эффективность лекарственных средств при данной нозологии - 40% (р = 0,05). Необходимо отметить особо, что у пациентов, страдавших СНФТО, в 63,5% случаев первыми нивелировались клинические проявления со стороны дистальных отделов ЖКТ (хронический запор и/или каломазание), а уже потом проявления нарушений МИ.

Общий клинический эффект от ФБУ-терапии «МИО» у детей ОГ в виде уменьшения или исчезновения эпизодов энуреза, проявлений СИМИ, СНМ, а также СНФТО в целом наблюдался у 150 человек (98%). При этом выздоровление (нивелирование клинических проявлений патологии МИ) после первичного курса ФБУ- терапии «МИО» (10 процедур со стандартным типом интенсивности) отмечено у 123 пациентов (80,4%). У 27 детей (17,6%) из ОГ эффект от ФБУ-терапии в режиме ЭМГ отмечался после повторного курса лечения, проведенного через 12 мес. У 3 пациентов (2%) (2 мальчиков и 1 девочки) - эффекта от ФБУ-терапии «МИО» не было. Интересно отметить, что у 87 пациентов (70,7%), получивших первичный курс ФБУ-терапии «МИО», клинический эффект проявился после 7-8-го сеанса, у 12 человек (9,7%) - после 4-5-го сеанса, а у 24 детей (19,5%) - только после 9-10-го сеанса.

Среди пациентов ГС эффект от первичного курса метаболической терапии был зарегистрирован у 40 детей (39,2%), что было в 2 раза ниже, чем у пациентов ОГ (р < 0,01). После повторного курса метаболической терапии, проведенного через 12 мес, из 62 человек (60,8%) клинический эффект отмечался только у 13 детей (12,7%). Таким образом, по совокупности данных эффект метаболической терапии после двух ее курсов у детей ГС через 1 год составил 51,9%, что в 1,8 раза ниже, чем эффективность ФБУ-терапии у пациентов ОГ за аналогичный период. Таким образом, высокие положительные результаты, полученные при применении ФБУ- терапии «МИО» в лечении как изолированных нарушений МИ (энурез, СИМИ, СНМ, редкие микции), так и их комбинаций между собой, а также проявлений СНФТО, свидетельствуют об универсальности и патогенитичекой направленности данной методики.

С целью уродинамического мониторинга состояния пациентов ОГ и ГС до начала лечения и через 1 год после его окончания (до повторного курса терапии) проводилась УФМ, обозначаемая, соответственно - УФМ1 и УФМ2. Средние значения объемно-скоростных показателей УФМ1 и УФМ2 у детей ОГ (с определением уровней значимости) представлены в таблице 22.

Таблица 22 - Средние значения показателей УФМ₁ и УФМ₂ у детей ОГ (с определением уровней значимости)

Согласно данным таблицы 22, средние значения объемно-скоростных характеристик МИ до и после сеансов ФБУ-терапии в режиме ЭМГ (по данным УФМ1 и УФМ2) у пациентов ОГ не претерпели существенных изменений и не имели статистически значимых различий между собой (в каждом случае р > 0,1). Следует подчеркнуть, что подобные результаты УФМ2 были получены после достижения у детей ОГ положительного клинического эффекта от сеансов ФБУ-терапии «МИО». Аналогичные данные были получены в ГС.

Не менее интересные данные были получены при комплексной оценке результатов УФМ1 и УФМ2 у детей ОГ в динамике, которые представлены в таблице 23.

Таблица 23 - Комплексная оценка результатов УФМ1 и УФМ2 у детей ОГ в динамике

Согласно данным таблицы 23, у детей ОГ на фоне имевшихся у них разнообразных клинических проявлений расстройств МИ и СНФТО, по результатам УФМ1 у 61 ребенка (39,9%) определялся нормосенсорный тип МП. У остальных 92 пациентов (60,1%) диагностирован гиперсенсорный и гипосенсорный типы МП в соотношении 1:1 (р = 0,7). При этом у детей ОГ на фоне выраженного положительного клинического эффекта от ФБУ-терапии «МИО» (в среднем 80,4%) статистически достоверного изменения качественных и количественных характеристик (в том числе объемно-частотных) УФМ в динамики не зарегистрировано (р > 0,05). Установлено, что между клиническими проявлениями

нарушений МИ и объемно-частотными, а также качественно-количественными характеристиками уродинамики имеет место прямая связь слабой силы (r = 0,14 и r = 0,23, соответственно). Следовательно, ФБУ- терапия в режиме ЭМГ, оказывая выраженный клинический эффект и позитивно влияя на сфинктеры малого таза, а также мышцы промежности, за счет активации центральных механизмов регуляции МИ и дефекации, непосредственно не воздействует на мышечный аппарат МП и не изменяет качественно-количестенные и объемно-частотные характеристики МИ. Полученные нами данные требуют объективного всестороннего и углубленного анализа при активном участии педиатров, нефрологов, урологов, физиологов. Дальнейшее изучение данной проблематики будет иметь широкие научно-практические перспективы в разработке новых и модернизации существующих методов диагностики и лечения нарушений МИ и СНФТО.

Результаты комплексной оценки данных УФМ1 и УФМ2 у детей из ГС представлены в таблице 24.

Таблица 24 - Комплексная оценка результатов УФМ₁ и УФМг у детей ГС в динамике

Примечания. * - р = 0,3; # - р = 0,6; *# - р = 0,5; ** - р = 0,002; ## - р = 0,1; *#* - р = 0,07

Согласно данным таблицы 24, результаты УФМ1 у детей из ОГ и ГС не имели статистически значимых различий между собой (р > 0,1). Однако в динамике, на фоне проведенной терапии, данные УФМ2 стали различаться. При этом, если внутри каждой из групп (ОГ и ГС) структура заключений УФМ2 почти не изменилась (р > 0,1 для каждой группы), то при их сравнении установлено, что в ОГ отмечалась устойчивая тенденция статистически достоверного увеличения числа детей с нормотоническим мочевым пузырем (р = 0,02). Как отмечалось ранее, вероятно, это связано с опосредованным воздействием ФБУ-терапии на детрузор МП за счет активации центральных механизмов регуляции МИ. Косвенно об этом могут свидетельствовать уменьшение абсолютного числа случаев ДСД в ОГ на 14,3% и их увеличение в ГС на 9,1% от исходных значений.

Полученные результаты отличаются от выводов в источниках литературы, посвященных вопросам диагностики, лечения и реабилитации пациентов с НДМП и патологией МИ функционального характера, в

которых говорится о тесной и неразрывной связи клинической картины заболевания с объемно-скоростными показателями, а также с качественными и количественными характеристиками УФМ [30, 78, 92, 121, 211, 254].

С целью прогнозирования эффекта от ФБУ-терапии «МИО» на краткосрочную (1-12 месяцев) и долгосрочную перспективу (60 мес.) нами проанализирована частота рецидивов патологии МИ и СНФТО у детей ОГ и ГС после окончания лечения в процентах. Результаты полученных нами данных представлены на рисунке 11.

Рисунок 11 - Частота рецидивов патологии МИ и СНФТО у детей ОГ и ГС после лечения (в %).

1 - через 2 мес, 2 - через 4 мес, 3 - через 6 мес, 4 - через 12 мес, 5 - через 60 мес

Согласно рисунку 11, у детей ОГ, которым проводились сеансы ФБУ-терапии «МИО», частота рецидивов патологии МИ или СНФТО постепенно увеличивается, составляя через 2 мес - 1,6%*, через 4 мес - 5,2%** и достигая максимума 12,4%*** через 6 мес после окончания лечения. Подобная тенденция наблюдается у детей из ГС, получавших метаболическую терапию, хотя частотные значения случаев рецидивов заболеваний номинально были несколько ниже, чем в ОГ: через 2 мес - 1%*, через 4 мес - 4,9%**, через 6 мес - 9,8%***. Однако через 12 мес после окончания первичного курса терапии (и до проведения повторного курса) у детей ОГ была отмечена стагнация (с небольшим снижением) частоты рецидивов расстройств МИ и СНФТО (11,8%^#), чего не наблюдалось у детей ГС, где продолжался рост частоты рецидивов (15,7%^#). При этом результаты четырех приведенных примеров не имели статистически значимых различий в каждом временном промежутке относительно друг друга (р > 0,1; *р = 0,7; **р = 0,9; ***р = 0,6; ^#р = 0,4). В дальнейшем (катамнез 60 мес - 5 лет) у детей ОГ (19,6% которых получили 1 повторный курс ФБУ «МИО») продолжилось небольшое снижение частоты рецидивов заболеваний (до 11,1%^##) на фоне статистически значимого увеличения частоты рецидивов в ГС в 2,5 раза (до 27,5%^##), несмотря на 1 повторный курс метаболической терапии у 60,8% из них (^##р = 0,009).

Учитывая вышеизложенное, с целью объективизации результатов исследования, на наш взгляд целесообразным является определение так называемой абсолютной эффективности ФБУ-терапии «МИО» и 123

метаболической терапии (МеТ). Абсолютная эффективность методов лечения может быть рассчитана по формуле:

где Эабс - абсолютная эффективность метода лечения, Эотн - относительная эффективность метода лечения, ЧР - частота рецидивов заболевания (в %).

За относительную эффективность метода (ФБУ-терапии, МеТ) может быть принята общая эффективность каждого из этих способов лечения, то есть 80,4% и 39,2%, соответственно (таблицы 17 и 18). С целью составления краткосрочного и долгосрочного прогноза абсолютной эффективности лечения, на наш взгляд, для расчетов необходимо брать значения частоты рецидивов с учетом 12 месячного и 5-летнего катамнеза, для ФБУ-терапии - это 11,8% и 11,1%, а для МеТ - 15,7% и 27,5%,соответственно. Учитывая общую размерность относительной эффективности и частоты рецидивов (проценты), абсолютная эффективность ФБУ- терапии и МеТ может быть рассчитана с помощью формул:

Динамика значений абсолютной эффективности ФБУ в режиме ЭМГ и МеТ в течение 5-ти лет после окончания лечения представлена в таблице 25.

Таблица 25 - Динамика значений абсолютной эффективности ФБУ в режиме ЭМГ и МеТ в течение 5- ти лет после окончания лечения

Примечание. Эабс - абсолютная эффективность метода лечения, Эотн - относительная эффективность метода лечения, ЧР - частота рецидивов заболевания.

Таким образом, абсолютная эффективность ФБУ-терапии «МИО» через 12 мес после окончания лечения составила 68,6%, а МеТ - 23,5%, то есть в 3 раза ниже (р < 0,001). Следует отметить, что для расчета эффективности вида терапии через 60 мес (5 лет), в качестве исходных значений мы взяли 80,4% и 39,2% для ФБУ и метаболической терапии, соответственно, а не 98% и 51,9%, так как последние цифры отражают лишь суммарную эффективность способов лечения в течение года без учета динамики нарастания случаев рецидивов расстройств МИ в ОГ и ГС. Через 5 лет после окончания 1-го курса терапии показатели эффективности ФБУ

«МИО» и МеТ составили 69,3% и 11,7%, соответственно (р < 0,001). На выявленные тенденции не повлияло и то, что в ГС в 3 раза преобладали дети (60,8%) над пациентами ОГ (19,6%), получившие повторный курс терапии.

На основании вышеизложенного можно сделать вывод о более высокой абсолютной эффективности ФБУ-терапии в режиме ЭМГ при лечении нарушений МИ и СНФТО у детей по сравнению с медикаментозной терапией (пикамилон, витамины группы В) как в краткосрочной (до 12 мес), так в долгосрочной (5 лет) перспективе (в каждом случае р < 0,01).

3.4.